Каково же было его удивление, когда она свернула не к борделю, а к зданию с гипсовыми барельефами, где располагалась городская библиотека. Вошла. Максимов, досчитав в уме до десяти, отправился за ней.

Это была частная коммерческая библиотека, из тех, что широко распространились по миру в минувшем веке. Посетители получали доступ к книгам за символическую плату. Народу в пропахшем бумажной пылью зальчике было немного – всего человек пять. Они сидели за столиками, кое-как втиснутыми меж пузатых книжных шкафов. Рыжеволосая барышня сняла свой плащик, повесила его на рог бронзовой бычьей головы, бросила на стойку перед старичком-библиотекарем три мелкие монеты, и он, взгромоздясь на стремянку, снял с верхней полки толстенный том в переплете из свиной кожи. Перед Максимовым мелькнула обложка с надписью: «История Тартесса в изложении преподобного Христофора Хихонского». Барышня села за свободный столик и углубилась в чтение.

– Что желаете, сеньор? – с любезной улыбкой библиотекарь повернулся к следующему клиенту.

Максимов, не глядя, указал на золоченый корешок, выступавший из ровного ряда книг на ближайшей полке. На остроносом личике старика мелькнуло легкое недоумение, но он тут же снял книгу с полки и положил на стойку. То был роман Натаниэля Готорна «Алая буква», вышедший за океаном и уже заработавший скандальную репутацию в Европе.

Максимов расплатился и сел напротив рыжей красотки. Раскрыл роман на первой странице, принял вид, будто читает.

Вульгарно одетая сеньорита всецело увлеклась своим занятием и по сторонам не глядела. Она делала в лежавшем перед нею фолианте карандашные пометки и время от времени что-то заносила в крохотную записную книжечку с тряпичной закладкой. При этом она низко нагибалась над столиком, отчего подол ее короткого платья задрался непристойно высоко, обнажив бедро в розовом чулочке. Старик-библиотекарь пялился на прелестницу и пускал слюни.

Так продолжалось часа два. Максимов устал сидеть и ждать неизвестно чего. Попробовал от скуки почитать Готорна, но быстро увяз в дремучем тексте, стал сонно клевать носом и в результате пропустил момент, когда красотка поднялась из-за столика, шлепнула «Историю Тартесса» на стойку и шустрой птичкой выпорхнула из читального зала.

Очнувшись от дремы, Максимов неловко загремел стулом, протиснулся между шкафами на выход, однако на улице не увидел нигде знакомого ультрамаринового платья и огненной копны. Кляня себя за нерасторопность, обошел прилегавшие к библиотеке кварталы, убедился в тщетности дальнейших розысков и пошел домой – сдаваться на милость Аниты.

Застал ее в минорном настроении. Из своего вояжа она возвратилась практически ни с чем. Мило пощебетала с соседями о непредсказуемой погоде, о ревматизме и урожае огурцов, умело вплела занимавшие ее вопросы и получила разочаровывающие ответы. На месте дома Хорхе стояла когда-то будочка, в коей обитал местный палач. Это было что-то вроде служебной квартиры. Ее нарочно выстроили на отлете, чтобы владелец понапрасну не нервировал своим присутствием добропорядочных сограждан. Будочка была простецкая, не представляла никакой художественной ценности. Когда инквизиция сошла на нет, должность аранжуэцкого ката подверглась упразднению, и бесхозный домик долгое время пустовал. Хорхе, купив участок земли у подножия холма, снес обветшавшую халабуду подчистую и воздвиг на ее месте жилище своей мечты.

– Вот и все, – резюмировала Анита. – Как видишь, никакой особенной ауры у этого дома нет.

– Как это нет ауры? – возразил Максимов. – Жилье палача, отголоски кровавой эпохи… Где тебе назначил встречу Хорхе? В кельтском капище! А если предположить, что в городе орудует секта оккультистов и место, где жил человек, совершавший казни, имеет для них ритуальное значение?..

Анита отмахнулась.

– Алекс, прекрати. Бородатый махо, одноглазый бродяга, куртизанка с голыми ногами… Какие из них оккультисты? Не смеши меня!

Максимов рассказал ей о своей неудаче, повинился за допущенную оплошность. Анита не стала его бранить.

– Твоя новая подружка – личность заметная. Если она живет в городе или в окрестностях, мы ее найдем. Как, говоришь, называлась книга, которую она читала? «История Тартесса»? Гм…

– А что такое Тартесс?

– Если мне не изменяет память, это древний город в Иберии, существовал в первом или втором тысячелетии до Христова Рождества. Зачем легкомысленной кокотке закапываться в исторические дебри?

– Может, не такая уж она и легкомысленная?

– Вот и я так думаю… Схожу-ка тоже в библиотеку, просвещусь.

Поворковав с престарелым книгохранителем-женолюбом, она без особого труда узнала, что рыжую барышню зовут Лола, в Аранжуэце она объявилась в прошлом или позапрошлом месяце, в библиотеку ходит часто. «Историю Тартесса» взяла сегодня впервые, а до этого брала исключительно техническую литературу. Какую? Старик точно не помнил. Кажется, сборники чертежей, брошюры, написанные русскими и американскими механиками. Некоторые из схем она тщательно перерисовывала, положив на страницы прозрачную бумагу.

Анита взяла полистать сочинение преподобного Христофора Хихонского. На полях покоробившегося от времени тома она разглядела неразборчивые пометки, а отдельные строки были подчеркнуты. В них говорилось главным образом о предполагаемом местонахождении Тартесса и зависимых от него территорий.

– При чем тут Тартесс, пока не понимаю, – говорила Анита вечером Максимову и Кончите, – а чертежи, конечно же, копировались для Хорхе. Он к тому времени считался официально мертвым, поэтому не мог сам ходить в библиотеку и брать нужные книги. Отправлял подельницу…

– Что же такое он конструировал? – Максимов почесал затылок. – Не осталось ли в доме каких-нибудь чертежей?

– Чертежей много, целая кипа. – Кончита меланхолично кивнула на письменный стол. – Но я в них не разбираюсь.

Максимов с энтузиазмом взялся перерывать лежавшие в ящиках стола бумаги, но ничего заслуживающего внимания не обнаружил. Там были в большинстве своем схемы бытовых приборов и наброски узлов железнодорожной ветки между Мадридом и Аранжуэцем.

– Если Хорхе примкнул к преступникам и им понадобились его навыки, чтобы что-то построить, то чертежи надо искать не здесь.

– Хорхе не мог пойти на сговор с мерзавцами! – Кончита опять потянулась за носовым платком. – Это был человек чистейших моральных убеждений!

Статус дважды вдовы отразился не только на ее настроении, но и на лексиконе – в последние дни она все чаще пользовалась торжественно-пафосным стилем, не замечая его неуместности и несуразности.

Да-да, подумала Анита. Бросить жену – это чистейшие моральные убеждения. Как высоки должны быть принципы, чтобы пойти на такое? Или, наоборот, как низки?

Вслух, понятно, сказала совсем другое:

– Я не верю, что Хорхе сделался прислужником у гнусных воров и смастерил для них таран, чтобы пробить стену Банко де Эспанья. Все намного сложнее.