Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он закурил и глубоко затянулся.
Страшнее всего было то, что в следующий раз он может насамом деле увидеть полицейского. Или Арделию. Или слово, императораПеллуцидара. Ведь после такой галлюцинации – а Сэм ничуть не сомневался, чтопервое посещение библиотеки и знакомство с Арделией Лорц было самой настоящейгаллюцинацией, – ему могло привидеться все что угодно. Стоит только представитьсебе несуществующие слуховые окна и кусты, как уже все становится возможным.Что же делать, когда собственный мозг взбунтовался? Как обуздать его?
Сэм спустился на кухню, по пути везде включая свет и струдом подавляя желание обернуться и посмотреть, не крадется ли за ним кто.Полицейский с бляхой, например. Сэм понимал, что ему нужно снотворное, но занеимением даже самых обычных успокоительных порошков или таблеток, которыепродают без рецепта, – придется обойтись чем-то иным. Он плеснул молока вкастрюльку, подогрел, перелил в кофейную чашку и добавил бренди. Эту процедуруон как-то раз подсмотрел в кино. Попробовав варево, Сэм скривился и хотел быловылить отвратительное пойло в раковину, когда взгляд его упал на электронныечасы в панели микроволновой печи. Без четверти час. До рассвета далеко. Долгоему еще представлять, как крадутся по ступенькам его лестницы Библиотечныйполицейский и Арделия Лорц – с длинными ножами в зубах.
«Или стрелами, – подумал он. – Длинными черными стрелами.Арделия и Библиотечный полицейский с длинными черными стрелами в зубах. Как вамтакая галлюцинация, друзья-приятели?»
Стрелы?
Почему стрелы?
Сэму не хотелось об этом думать. Он уже устал от мыслей,которые вдруг выпархивали из безобидной тени, жаля его, словно шершни.
Я не хочу об этом думать! Не хочу и не буду!
Допив молоко с бренди, он поднялся в спальню и лег впостель.
4
Выключать ночник Сэм на этот раз не стал и почувствовал себяувереннее. Даже показалось, что он сумеет уснуть еще до того, как Вселеннаяпогибнет от теплового кризиса. Натянув на подбородок шерстяное кашне, он сплелпальцы на затылке и уставился в потолок.
Но ведь ЧТО-ТО из всего этого должно было случиться и насамом деле, подумал он. Не может же ВСЕ быть галлюцинацией… Если, конечно, уменя и сейчас не бред и я не брошен в психушку, затянутый в смирительнуюрубашку, и лишь представляю, что лежу в собственной постели.
Нет, речь свою он в клубе произнес – это точно. Да и шуткамииз «Помощника оратора» воспользовался. И стихотворение Спенсера Майкла Фри из«Любимых стихов американцев» вставил в текст. Ни той, ни другой книги у негодома никогда не было, значит, он действительно взял их в библиотеке. Да и Наомизнала Арделию Лорц – по крайней мере имя это произвело на нее впечатление. Ноособенно – на ее мать! Бррр! Как будто он ей шутиху под кресло-качалкуподложил.
«Нужно поспрашивать вокруг, – подумал он. – Если миссисХиггинс знакомо это имя, то и другие могут его знать. Не подростки какие-нибудьиз Чейплтонского колледжа, а люди, которые прожили в Джанкшен-Сити уже многолет. Фрэнк Стивенс, скажем. Или Грязнуля Дейв».
Сэм наконец забылся. Невидимую грань между бодрствованием исном он переступил, сам того не заметив; полет его мыслей не только необорвался, но принял самые причудливые и невероятные формы. Которые, в своюочередь, постепенно сложились в сон. А сон превратился в кошмар. Он сноваочутился на Ангол-стрит в компании трех пьянчуг, которые сидели на крыльце и,пыхтя от усердия, трудились над рисунками. Сэм спросил Грязнулю Дейва, чем тотзанимается.
– Так, просто время убиваю, – ответил Дейв и почти робко показалсвой плакат Сэму.
Сэм сразу узнал Растяпу Саймона. Мальчишка был распят надразведенным костром. В одной руке он сжимал кроваво-красный корень солодки,плавившийся от жара. Одежда Саймона уже полыхала, но он был еще жив. Лицоисказилось в безумном крике. Под вселяющим леденящий ужас изображением былаподпись:
ДЕТСКИЙ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ УЖИН
В КУСТАХ ПУБЛИЧНОЙ БИБЛИОТЕКИ
В ФОНД ПОДДЕРЖКИ
БИБЛИОТЕЧНОЙ ПОЛИЦИИ
С ПОЛУНОЧИ ДО ДВУХ ЧАСОВ НОЧИ
ПРИХОДИТЕ САМИ
И ПРИВОДИТЕ СВОИХ ДРУЗЕЙ
НА НАСТОЯЩУЮ ЖВАЧКУ-ЖРАЧКУ
– Боже мой, Дейв, что это за ужас! – воскликнул во сне Сэм.
– Ничего ужасного здесь нет, – возразил Грязнуля Дейв. –Детишки зовут этого малого Растяпой Саймоном. Они просто обожают им лакомиться.На мой взгляд, такая пища им очень полезна. Разве не так?
– Взгляните-ка! – выкрикнул Рудольф. – Наша Сара идет!
Сэм поднял голову и увидел Наоми, которая приближалась попустырю к Ангол-стрит со стороны утиля. Она шла очень медленно, толкая передсобой тележку, битком набитую десятками экземпляров «Помощника оратора» и«Любимых стихов американцев». Солнце за ее спиной садилось – краснаяогнедышащая печь, – а длинный пассажирский состав громыхал по рельсам, исчезаяв пустоши запада Айовы. В нем было вагонов тридцать, причем все были выкрашеныв черный цвет. Из окон свешивались, развеваясь на ветру, траурные полотна. Сэмпонял, что это поезд-катафалк.
Повернувшись к Грязнуле Дейву, он сказал:
– Это вовсе не Сара. Ее зовут Наоми. Наоми Хиггинс изПровербии.
– Ничего подобного, – возразил Грязнуля Дейв. – Это самаСмерть идет, мистер Пиблс. Смерть ведь тоже женщина.
И вдруг заголосил Льюки. Он визжал, словно свинья вчеловеческом облике.
– Уи-ии, она конфетки несет! Уи-ии, она конфетки несет!Теперь никакая сука их у меня не возьмет!
Сэм оглянулся, чтобы посмотреть, кого имеет в виду Льюки.Женщина приблизилась, но это была уже не Наоми. Арделия! Одетая в белесуюполушинель. Но в тележке были вовсе не конфеты, как считал Льюки, а корневищасолодки, туго переплетенные между собой. На глазах у Сэма Арделия схватилапригоршню корней и принялась жевать. Зубы у нее были длинные и какие-тообесцвеченные. Острые и могучие, как клыки вампира. Арделия ощерилась, и изорта ее брызнула яркая кровь, заляпав розоватым облачком горизонт с заходящим солнцем.Ручейки крови стекали по ее подбородку, обгрызенные корешки падали на землю,обагряя ее кровавым соком.
Арделия воздела руки, которые вдруг превратились в когтистыелапы.
– Вы пот-тер-ряли КНИГ-ГИ! – истошно завопила она инабросилась на Сэма.
5
Сэм очнулся и подскочил, не смея вздохнуть. Он лежал в самомизножье кровати, сбив в кучу всю постель, мокрую от пота. Из-под приспущенныхжалюзи пробивался серый призрачный свет. Часы на столике показывали 5.53.