Не дождавшись ответа, Сэм решил заговорить сам.

– Как ваши дела, миссис Хиггинс?

– По-разному, – недовольно процедила старуха.

Сэм был обескуражен. Реплика миссис Хиггинс выбила почву унего из-под ног. Что можно сказать в ответ на такое? «Ах, как жаль!» – никудане годилось, а «Рад это слышать, миссис Хиггинс!» – еще хуже.

Он вышел из положения, спросив, нельзя ли поговорить с Наоми.

– Ее нет дома, и я не знаю, когда она вернется.

– А вы не сможете передать, чтобы Наоми мне перезвонила?

– Я ложусь спать. И не просите, чтобы я оставила записку.Артрит проклятый окончательно меня достал.

Сэм вздохнул.

– Хорошо, тогда я завтра перезвоню.

– Завтра утром мы идем в церковь, – проскрипела миссисХиггинс тем же недовольным, безжизненным тоном. – А днем поедем на первыйвесенний пикник юных баптистов. Наоми там помогает.

Сэм понял, что больше ничего не добьется. Было ясно, чтомиссис Хиггинс решила оборонять свои редуты до последнего патрона. Он уже хотелпопрощаться, но в последнее мгновение передумал.

– Скажите, миссис Хиггинс, не знакома ли вам фамилия Лорц? Яимею в виду Арделию Лорц.

Тяжелое дыхание вдруг прервалось. На минуту воцариласьмогильная тишина, затем миссис Хиггинс отчеканила:

– Господи, и долго еще вы, отступники отъявленные, будетенас доводить? Неужто вас это забавляет? Или вы намеренно издеваетесь?

– Вы не поняли, миссис Хиггинс. – Сэм был ошарашен. – Яхотел только узнать…

В трубке громко щелкнуло. Словно миссис Хиггинс переломила освое колено сухую тросточку. Послышались короткие гудки.

3

Покончив с супом, Сэм провел полчаса у телевизора. Безтолку. Его мысли упорно возвращались к женщине на плакате Грязнули Дейва,перескакивали на обтрепавшуюся обложку «Любимых стихов американцев» или наисчезнувшее изображение Красной Шапочки. Но обрывались неизменно на низкомпотолке библиотеки.

Наконец Сэм сдался и лег в постель; худшего субботнего дняон и припомнить не мог; мечтал лишь об одном: как бы поскорее уснуть, чтобызабыть об этом ужасе.

Однако сон не приходил.

Вместо сна навалились кошмары.

Самым страшным был тот, в котором Сэму постоянно, навязчивоказалось: «Я теряю рассудок».

Он даже не предполагал раньше, насколько это ужасно. В кино,бывало, герой сидел у психиатра и, схватившись за голову, жалобно причитал:«Ах, доктор, мне кажется, я схожу с ума». А врач утешал его и пичкалтаблетками. В действительности же ощущение у Сэма было такое, словно он чесалмошонку и вдруг обнаружил под ней здоровенную опухоль.

Когда стрелки часов едва перевалили за полночь, Сэм пришел ктвердому выводу: не могла библиотека настолько преобразиться за какую-тонеделю. Но и слуховые окна видеть из читального зала он тоже никак не мог. Пословам этой Синтии Берриган, за год, что она проработала в библиотеке, никакогоремонта там не было. Это означало одно: рассудок его помутился. Или в мозгурастет опухоль. А может, у него болезнь Альцгеймера?[3] При одной лишь мысли обэтом Сэм похолодел, где-то он вычитал, что сей страшный недуг поражает всеболее молодых людей. Неужели и его постигла столь чудовищная участь?

Перед его глазами возникла доска объявлений, на которойкрасными, как корень лакричника, жирными буквами были выведены три слова:

СХОЖУ С УМА

Жизнь у него была самая что ни на есть обыкновенная:заурядные радости и заурядные огорчения: не слишком насыщенная событиями. Пустьон никогда не видел свою фамилию среди рекламных огней, но ведь и поводаусомниться в собственном здравомыслии тоже никогда не было. И вот теперь Сэмлежал в смятой постели и силился понять: неужели именно так люди теряют контактс окружающим миром? С реальным миром. Неужели именно таким образом ты СХОДИШЬ СУМА?

Затем его начали мучить суматошные мысли про Наоми Хиггинс.Неужели она и вправду могла – под вымышленным именем – быть ангелом-хранителемприюта для бездомных Джанкшен-Сити? Нет, невозможно. Или да? Сэм уже началсомневаться и в своих последних деловых успехах. Неужто все это только плодыгаллюцинаций?

Потом он вспомнил про Арделию Лорц, и вот тогда ему сталосовсем уже несладко. Сэм вдруг с замиранием сердца представил, что Арделия Лорцпрячется в его стенном шкафу или даже под кроватью. Он едва ли не воочию видел,как эта дама, злорадно ухмыляясь, потирает руки с длинными острыми ногтями, какразметались в темноте ее волосы наподобие какого-то причудливого парика. Сэмувдруг показалось, что он рассыплется в прах, если Арделия вздумает прошептатьему на ухо: Вы потеряли книги. Сэм, и теперь вам придется иметь дело сБиблиотечной полицией… вы потеряли книги… вы пот-тер-ряли иххх…

Очень скоро Сэм понял, что терпеть эти кошмары больше не всостоянии, и стал нащупывать выключатель ночника. Но тут же оказался во властинового кошмара: в спальне он был не один, правда, таинственным посетителемоказалась отнюдь не Арделия Лорц. О нет! Перед ним предстал Библиотечныйполицейский с исчезнувшего из детской читальни плаката.

Он стоял в полутьме, высокий и бледнолицый, облаченный вполушинель и серую шляпу. Левую щеку зигзагом перерезал зловещий шрам,тянувшийся до самой переносицы. Тогда, в библиотеке, Сэм этого шрама не заметил– возможно, потому, что художник решил не изображать его. Но шрам был. Сэм этоточно знал.

«Вы ошиблись насчет кус-стов, – говорил полицейский, слегкаприсвистывая. – Кус-сты там рас-стут. С-сколько душе угодно. И мы на нихс-скоро пос-смотрим. Вмес-сте с вами».

Нет! ПРЕКРАТИТЕ! Пожалуйста – НЕ НАДО!

Сэм наконец нащупал выключатель, но в это мгновениескрипнула половица, и он невольно вскрикнул от ужаса. Вспыхнул свет. В первуюсекунду Сэму показалось, что он и в самом деле видит высоченного полицейского,но тут же сообразил: это только тень на стене от шкафа. Свесив ноги на пол, Сэмобхватил голову руками. Затем неловко потянулся за пачкой «Кента» на ночномстолике.

– Ты должен взять себя в руки, – пробормотал он себе поднос. – Что за дурацкие мысли, черт тебя дери?

Сам не пойму, поспешно отозвался внутренний голос. И не хочупонимать. И кусты эти паршивые хочу навсегда из головы выкинуть. Забытьнапрочь. Как и вкус солодки. Ее приторную сладость.