— Набегалась песка! Сны видит!

Так началась наша жизнь на даче. Очень скоро выяснилось, что жизнь на собственной даче отличается тем, что на ней постоянно идет строительство. Сначала приехал грузовик с кирпичом, потом грузовик с досками. И все сгрузили около забора.

Но этого мало. Тарь купил прицеп к своим «Жигулям», и теперь они с Па постоянно ездят еще за какими-то «стройматериалами»: олифой, красками и пр.

Па начал стройку с того, что построил около забора под высокими деревьями хорошенький игрушечный домик и разделил его на три части. Одна часть называется «сараюшка», и там хранятся инструменты, краски и другие нужные вещи. Вторая часть — туалет, а в третьей — умывальник и душ.

Па и Рыжуша выкрасили домик снаружи зеленой краской, а внутри такой яркой оранжевой, что, когда открывается дверь, например, в туалет, даже в пасмурную погоду, в дождь, оттуда как будто солнышко брызжет навстречу.

Через две недели пришли рабочие и стали складывать из кирпича гараж для Штееруши и велосипедов. Кроме Рыжушиного привезли еще несколько велосипедов из старого дома, так что, когда приезжают Рыжушины друзья, братья, сестры, от нас целая кавалькада на прогулку выезжает. Но меня не берут. Потому что я «путаюсь» под колесами.

А Ма по выходным дням как выпрыгивает рано утром на свой огород, так ее невозможно до темноты зазвать домой. Па помог ей разбить грядки и привез откуда-то рассаду клубники и маленьких прутиков, которые Ма понатыкала вокруг своего огорода — сказала, что это будут кусты и деревья.

Ма делает все по науке — в соответствии с указаниями журнала «Приусадебное хозяйство». Кроме того, в журнале «Наука и жизнь» каждый месяц печатают статьи о том, что нужно делать в саду и огороде именно сейчас, и Ма добросовестно вырезает эти советы и аккуратно вклеивает в толстую тетрадь, где оставляет место и для своих собственных наблюдений.

Всеми своими литературными знаниями Ма щедро делится с соседками: справа от нас живет Екатерина Ивановна, ей 85 лет, у нее прекрасный сад и огород, и она одна все там делает. Слева живет молодая соседка Надя, которая выращивает цветы и овощи на продажу.

Екатерина Ивановна и Надя охотно выслушивают Ма, а потом, пряча улыбку в рукав, показывают ей, каким концом посадить луковицу в ямку. Наблюдая это, Па спрашивает Ма:

— Ну что? Наука отдельно, а жизнь отдельно?

Но Ма не унывает — страсть к садоводству и огородничеству захватила ее целиком, а учиться она всегда любила, всю жизнь была круглой отличницей.

Ма очень хочет, чтобы Рыжуше тоже нравилось возиться в огороде: поливать, бороться с сорняками, но Рыжуша гораздо больше любит помогать Па на стройке. То и дело с разных концов участка раздается громоподобный зов Па:

— Дочь!!! — и Рыжуша летит на крик стрелой, ибо, как говорит Ма, «промедление смерти подобно».

Однажды Ма вычитала в своем «Приусадебном хозяйстве», что землю под кустиками клубники нужно обязательно закрывать мульчой, чтоб не росли сорняки, и что самая лучшая мульча — это опавшая хвоя, которая устилает землю в лесу.

Никто не знает, чего стоило Ма уговорить Па поехать в лес за хвоей: к Па, когда он чем-нибудь занят, обращаться бесполезно, но Ма как-то ухитрилась.

И вот мы взяли большие мешки из-под картошки, уселись в Штеерушу и поехали в дальний хвойный лес. Там Па съехал с дороги и долго кружил, чтобы выбрать самое «хвойное» место. Каждый раз Ма говорила, что вот уже есть хорошее место, но он искал еще лучше.

Наконец мы остановились, и Ма с Рыжушей начали, весело щебеча, набивать мешки хвоей. Я им помогала — рыла землю, а Па пошел на разведку окрестностей. Скоро он вернулся и скомандовал, чтобы мы все залезали в машину, потому что он нашел еще более «хвойное» место. По его словам, густая, можно сказать, «жирная» хвоя лежит там слоем невероятной толщины.

Мы залезли. И тут… выяснилось что-то ужасное: Штееруша застрял! Его колеса утонули в мягкой земле между корнями деревьев, и, как он ни фырчал, ни рычал, он не мог тронуться с места.

Па впал в страшную ярость. Он взревел, как раненый бык. Наверно, он хотел как следует объяснить, что из-за нас и из-за нашей дурацкой хвои они со Штеерушей попали в отчаянное положение, но его душил такой гнев, что он мог выдавить из себя только одно слово: «Хвоя!»

Па выкрикивал это слово на разные лады. Как потом расписывала Ма, в этой «хвое» звучал то едкий сарказм, то жалобный укор, то удивление перед собственной глупостью, то прямая угроза.

— Хвоя! Хвоя! — проносилось над нами то громовыми раскатами, то вдруг вонзалось нам в уши свистящим шепотом.

Ма говорила потом, что Па наверняка победил бы в конкурсе трагических актеров, потому что никто другой не смог бы с такой же силой и выразительностью одним словом передать состояние предельного возмущения. Но это все она говорила потом, а пока мы стояли тихо, как мышки, не смея поднять глаза.

Продолжая восклицать: «Хвоя! Хвоя!», Па зашагал в лес собирать ветки и сучья, чтобы подложить под колеса машины. Рыжуша осторожно начала ему помогать. Я тоже побежала за ней, хотя не очень понимала, какие нужны палки и что с ними делать: я просто хватала какую-нибудь ветку и бегала с ней от одного к другому. Но Ма не двинулась с места.

Потом она еще рассказывала гостям, что когда-то она отдыхала в деревне, и однажды, когда она сидела в избе, а на улице бушевала сильная гроза, в открытую форточку влетела шаровая молния. Светящийся шарик тихо поплыл по комнате, ища жертву. Если бы Ма хоть чуть-чуть шевельнулась, молния повернула бы к ней и убила. Но Ма оцепенела и даже глазом не моргнула, и шарик с треском ударился о металлическое изголовье кровати и пропал.

Ма считала, что теперешняя ситуация с «хвоей» была очень похожа на ту, с шаровой молнией, и очень старалась не моргать, а главное — не рассмеяться.

Пока Ма стояла, Па и Рыжуша все подкладывали и подкладывали ветки под колеса, и наконец после нескольких неудачных попыток Штееруша взревел и выскочил на твердую землю. Мы тихо, как тени, проскользнули в машину, Па последний раз выкрикнул: «Хвоя!!!», и мы тронулись.

Мы, конечно, не стали вспоминать, что мешки так и остались незаполненными.

Минут через пятнадцать, когда мы уже выбрались из леса и молча катили по шоссе, Ма вдруг всхлипнула и тоненьким голоском пропела: «Хво-о-я!» И тут раздался такой хохот, что я даже испугалась и залаяла: закатывалась Ма, взвизгивала Рыжуша, смущенно смеялся Па.

С тех пор у Рыжуши и Ма навсегда осталось слово-пароль: когда они хотят сказать друг другу, что Па был чем-то ужасно разгневан, они говорят:

— Сегодня была такая хво-о-о-я!

А под клубнику на грядки Ма стала подсыпать опилки или класть черную пленку. Про хвою больше никто никогда не заикался.

Мне очень понравилось жить на даче. В городе я только два раза в день выхожу гулять, и то все время надо ждать, когда кто-нибудь соберется со мной пойти. А здесь хоть сто раз в день я могу выбегать из дома, когда хочу. И бегать по всему участку, сколько хочу.