Экстрасенс, очень серьезный, подошел к Па, вытянул руки и начал делать пассы — водить руками вокруг головы Па и его тела. Ма сжалась в комок на кончике стула — она приготовилась выслушать диагноз.

— Чувствуете тепло от моих рук? — спросил у Па экстрасенс.

— Не-е-ет! — как-то странно проблеял Па, и тут его прорвало. Он хохотал, хохотал до слез, до изнеможения и никак не мог остановиться даже тогда, когда сконфуженная Ма выпроводила его за дверь, а сама стала извиняться, говорить, что Па боится щекотки.

Когда Ма вышла из кабинета, Па уже только слегка постанывал и утирал платком набежавшие слезы. Алкоголики не сводили с него восхищенных глаз. Ма была слишком разгневана, чтобы что-нибудь сказать, и молча прошествовала к выходу.

Дома уже ждал сгорающий от нетерпения Тарь, и тут уж Ма дала себе волю: расписала происшедшее самыми язвительными словами. Возмущению Таря не было предела: они с Ма столько времени угробили — гонялись за этими экстрасенсами, столько сил потратили, Миншток еще и позору натерпелась в поликлинике, а ему, Па, все хиханьки!

— Да вообще незачем было этими глупостями заниматься! — подключилась Ба.

Растерянная Ма замолчала.

Спасение пришло, как всегда, неожиданно. На следующий день была суббота, и вечером, как обычно, пришел Димыч — друг Па. Сам Па за столом в большой комнате собирал светильник — подарок Ба ко дню рождения. Он, еще когда болел дома, увлекся изготовлением таких деревянных настенных домиков-светильников: у Рыжуши над кроватью уже был деревенский бревенчатый домик с двускатной крышей, у Ма — церковь с золоченым куполом, а у Ба теперь будет средневековая крепость.

Па сказал, что скоро закончит, пусть пока поставят чайник. Ма с Димычем прошли на кухню, и Ма сразу же начала излагать ему вчерашнюю историю.

— А почему бы тебе не посоветоваться с Вилькой? — спросил Димыч. — Может быть, он порекомендует тебе какого-нибудь грамотного онколога, которому вы сможете регулярно показываться.

Ма даже поперхнулась: действительно, как же ей не пришло в голову? Вилька, школьный товарищ Димыча по прозвищу Тукан, высокий, большеносый, с низким рокочущим голосом, с доброй улыбкой и грустными глазами. Мягкий, интеллигентный, умница Вилька — ведь они знакомы сто лет, всегда встречаются у Димыча на днях рождения и других праздниках. И ведь знала Ма, что он врач, кандидат наук, но его специальностью как-то не интересовалась: ну, Вилька, ну, врач…

Ма сразу загорелась и пошла звонить в комнату Ба, чтобы Па не слышал. Можно подумать, у нас в квартире можно найти такое место, которое не прослушивалось бы! Да Па и так весь разговор на кухне слышал.

Вилька откликнулся с полной готовностью: да, конечно, он знает хороших специалистов, да, он немедленно обо всем договорится и ей, Ма, перезвонит. Ма положила трубку, сложила руки на коленях и стала ждать — она не смела верить в такую удачу. Вилька перезвонил очень быстро и сказал, что завтра в четыре часа в онкологическом институте их примет очень хороший доктор — Борис Павлович.

Назавтра в назначенное время Ма вместе с Па сидела у кабинета Бориса Павловича и чутко прислушивалась к перешептываниям в очереди — пациенты отзывались о докторе с большим почтением. Когда врач осмотрел Па, выслушал Ма и дал свои рекомендации, Ма с трепетом спросила, можно ли сделать так, чтобы Па постоянно у него наблюдался.

— Можно, — кивнул Борис Павлович и взглянул на Ма. — А кстати, откуда вы знаете Вилена Александровича?

— Да мы приятели, — ответила Ма.

— Приятели? — вздернул брови врач. — Да Вилен Александрович — лучший специалист в этой области! На днях докторскую защищает! Кто вам еще нужен?

Он был прав. Больше никто не был нужен. Добрый Вилька стал регулярно приходить в гости.

* * *

Я вздрогнула и открыла глаза — похолодало. Солнечная полоса, на которой я лежала, уползла в сторону. Там, в столбе света, весело плясали пылинки, а я оказалась в тени.

Как невыносимо долго тянется время, когда я одна в доме. Кажется, уже никто никогда не вернется! Как тревожно! Что же делать? Сейчас я завою…

Внизу в подъезде хлопнула входная дверь. Я вскочила… Лифт пополз вверх — второй этаж, третий, четвертый. Я вся напряглась — вот он, наш! Пятый!

Я бросилась к двери — Рыжуша!

Какое счастье!