человек! Садитесь. Так. Следующий у нас кто? Ланской. Поднимитесь, пожалуйста, Ланской.

Встал высокий аккуратно подстриженный стройный парень, поправляя очки в тонкой золоченой оправе. Одетый в безукоризненно выглаженный костюм, ослепительной белизны рубашку и модный коричневый галстук, он стоял, смущенно опустив глаза.

— Как вас зовут, Ланской? — сурово глядя на него из-под очков, спросил Ампиров.

— Денис, — тихо ответил парень.

— А папу вашего? — поинтересовался Ампиров.

— Артем Кузьмич.

— Так вот, уважаемый Денис Артемович Ланской, расскажите нам, пожалуйста, почему Вы ведете себя у нас в лаборатории радиоцепей и сигналов, как в стойле. Давайте. Слушаем Вас.

Ампирову явно понравилось выражение «как в стойле», и он, очевидно, решил в этот раз эксплуатировать его на всю катушку, до полного износа.

— Я не веду себя, как в стойле… — тихо ответил парень.

— И Вам напоминаю, что только там и едят, и пьют, и спят, и все нужды справляют. Рассказывайте, Вас ждут все преподаватели нашей кафедры, которые из-за Вас вынуждены были оставить свою работу. Слушаем Вас.

— Не знаю — это не я.

— А кто?

— Не знаю.

— И Вы тоже лжете! Позор! При Вас это делалось, если это действительно не Вы. Так Вы нам скажете? Ответите на мой вопрос?

— Что же я могу сказать, если я не знаю? — еще больше смущаясь, ответил Ланской.

— Послушайте, уважаемый Денис Артемович Ланской, — продолжал изгаляться Ампиров, — у Вас такая благородная княжеская фамилия, да и вид у Вас молодого растущего ученого. Как минимум — кандидата наук.

Студенты прыснули со смеху, а Шорина, Исаков и Буланова последовали их примеру.

— И Вы так бессовестно лжете, — продолжил шеф. — Стыдно, Денис Артемович! Молчите? Ну что ж, садитесь. Послушаем третьего. Прудин. Как Ваше имя-отчество, товарищ Прудин?

— Алексей Андреевич, — подавленно пробурчал студент.

— Ну, может Вы, Алексей Андреевич, расскажете нам, почему Вы у нас в лаборатории радиоцепей и сигналов ведете себя, как в стойле?

— Мне нечего сказать. Никаких нужд я не справляю.

— Вы насорили, как в хлеву! Думаю, что в следующий раз и это сделаете. Ну, так как? Мы ждем объяснений.

— Мне нечего Вам объяснять. Не я это.

— Если не Вы, то кто это сделал? Кто?

— Не знаю. Больше мне нечего Вам сказать.

— А делать было что?! Вот Ваша сознательность! Вас здесь учат за государственный счет, оборудуют лабораторию, тщательно готовят рабочие мета, чтобы создать Вам условия учиться, а Вы пакостите в ответ! У вашего папы дома есть письменный стол?

— Нет. А причем здесь это?

Этот вопрос Ампиров оставил без внимания.

— У папы стола нет. Допустим. А комод у мамы есть?

— Комод есть. Недавно купили, ну и что?

— Скажите, пожалуйста, а в мамин комод Вы плюете семечки? — спросил Ампиров без намека на улыбку.

Помолчав, студент спокойно ответил:

— Нет, конечно.

— Так что, в мамин комод плевать нельзя, а в лабораторный стол кафедры основ радиотехники можно? Так получается?

— Нет. Я никуда не плевал.

— Тогда, значит, видели, как Ваш сосед плевал! Интересно, если бы Вы увидели, как тот же самый сосед плюет семечки в комод Вашей мамы, Вы бы тоже к этому проявили равнодушие? Думаю, что нет. Что же это выходит? Никто из Вас в лабораторный стол семечки не плевал и не видел, кто это делал? Тогда откуда они там взялись, по-вашему? Каким-то чудесным образом из космоса материализовались, что ли? Такого, простите, не бывает. Не верим мы в чудеса! — Раскрасневшийся от возмущения Ампиров стукнул кулаком по столу так, что на нем подпрыгнули его авторучка и блокнот. — Через два-три года Вы станете командиром производственного, а того и гляди, научно-исследовательского подразделения. И при Вашей-то морали! Вот Вы бы лично признавали авторитет начальника — непорядочного человека? Скажите. Только не молчите, пожалуйста!

— Нет, конечно, — студент посмотрел в глаза Ампирову.

— Верно. На этот раз Вы сказали правду. А Вы думаете, что Ваши будущие подчиненные не узнают о Вашей непорядочности? Ошибаетесь! И о нынешнем инциденте тоже со временем узнают! Поэтому нужно беречь честь смолоду! Так как, Вы скажете нам честно, кто наплевал в ящик лабораторного стола на Вашем рабочем месте?

— Я не знаю, — ответил студент, дерзко глядя на Ампирова.

— Тогда скажите, кто у вас руководитель группы?!

— Шорина.

— «Элеонора Спиридоновна» — положено отвечать воспитанному человеку! Впрочем, чего от вас еще можно ожидать, если вы где работаете, там и нужды справляете. О какой тут воспитанности может идти речь в принципе? Элеонора Спиридоновна, — обратился Ампиров к Шориной, — подготовьте, пожалуйста, письма родителям всех троих. При этом пошлите, пожалуйста, и домой, и на работу. Отдельно и папе, и маме каждого. Пусть их коллеги и начальство узнают, какого сыночка воспитал их сотрудник. Или сотрудница. Пусть узнают, как ведет себя их гениальный сынок — самый-самый! Так, наверное, говорят о вас родители родственникам, знакомым и соседям? Такой, мол, умный у нас сыночек — как же! На радиофакультете учится! Гордятся вами, небось. Сядьте! У кого-нибудь вопросы к нарушителям есть?

— Да какие там вопросы, Валентин Аркадьевич! — подзадорила его Шорина. — Не признаются — не надо. Пусть с ними родители разбираются, если они еще не повзрослели в свои девятнадцать или двадцать лет. Я сейчас же напишу письма и сегодня же их отправлю. За свой счет пошлю заказными, не буду ждать оформления через канцелярию!

— Так что, ни у кого нет вопросов? — поинтересовался Ампиров. — Нет? Ну, тогда студенты свободны, а к преподавателям у меня еще кое-какие дела есть.

Студенты поднялись с мест и с мрачным видом вышли из лаборатории. Когда за последним закрылась дверь, Ампиров обратился к присутствующим:

— Сейчас мы с вами протерли этих юнцов, что называется, с перцем. Но я хочу обратить ваше внимание на то, что это преподаватели, проводившие здесь занятие, допустили, что нашу лабораторию превратили в хлев, а рабочие места — в самые настоящие стойла! Геннадий Алексеевич и Антонина Саввична совершенно забыли о том, что они обязаны не только проводить занятие, но и следить за порядком, чтобы исключить подобные инциденты. Вы и только вы виновны в том, что у вас на занятиях студенты плюют в столы семечки, качаются на стульях, ломают приборы, расписывают и разрисовывают столы!

— Валентин Аркадьевич! — темпераментно возмутилась Буланова. — Это уже называется «с больной головы на здоровую»! Мы здесь как проклятые вкалываем — бегаем от стола к столу, принимаем работы, отвечаем на вопросы! Так Вы нам еще и вменяете в обязанности следить, кто там семечки лузгает, а кто еще что-то делает! Это если бы мы в процессе работы случайно заметили, что студент плюет скорлупки в