внутри. Зал немного дрогнул и стены подались в стороны. Гигантская, высотой около четырёх метров, тёмная бочка начала выдвигаться из проёма. Каких-то направляющих или пазов, по которым она перемещалась, я не заметила. Однако она чётко встала в круг, контуры которого угадывались в кладке пола, состоящего из небольших, величиной с кирпич, плиток.

Внутри самого Храма, на удивление, было чисто, сухо и прохладно: ни пыли, ни другого какого мусора. Как я поняла, первую пыль за тысячелетия с ногами сюда принесли мы. Бочка встала на место, а Макс победно уставился на нас:

– Вот она! Правда, з-з-здорово?!

Мы с Дайком, задрав головы, обалдело рассматривали чудо-техники великих ангов. Я невольно хихикнула, представив картину, как на облаках вокруг этого огромного, пузатого сосуда сидят древние старцы, ну типа боги, в белых балахонах, с длинными седыми бородами и сверкающими нимбами над головами, и рыдают горючими слезами. Потом достают из многослойных одежд белоснежные носовые платки, утирают прозрачные ручьи с морщинистых лиц и выкручивают их в бочку. Хорошо поплакали, ничего не скажешь!

Обежав загадочную ёмкость по окружности, Макс опять нашёл место, куда можно было сунуть свой длинный хвост. В нижней части бочки располагалось нечто вроде плоской кнопки, надавив которую, он вызвал внутри какое-то загадочное постукивание и перещёлкивание, словно тиканье часового механизма. Через несколько секунд в метре от пола отодвинулась панель и из неё вывалилась парная такая штучка, как мягкая запаянная ампула из двух половинок. Потом панель закрылась и всё стихло.

Мы смотрели на лежащий у ног предмет, пока Макс не подпихнул меня:

– Воз-з-зьми их…

Я наклонилась и подняла с пола столь долгожданную и, как оказалось, вполне реально существующую добычу. Упругий материал, немного вытянутая и с одной стороны заострённая форма упаковки, внутри заметно содержимое в виде светлой, мутноватой жидкости, по центру насечки или перфорация, чтобы разъединить – и правда, как ампула на две дозы. Я слегка дёрнула и разделила их на части. Дайк рядом выдохнул:

– Так вот они какие… «слёзы богов»…

Он взял у меня одну и принялся рассматривать на свет. Я тоже вгляделась, а потом, от пришедшей в голову не совсем уместной мысли, чуть не расхохоталась:

– Как-то не очень на слёзы похоже…

– А на что это похож-ж-же по-твоему? – Макс плюхнулся на хвост, сверля меня ехидным взглядом.

Я всё-таки не сдержалась и выдала:

– На семенную жидкость организмов мужского пола! Сперму, проще говоря… – и, сунув ампулку в протянутую трёхпалую ладонь, отвернулась, сдерживая хохот. Дайк прикрылся ладонью и было видно, что его плечи вздрагивают.

– Думаеш-ш-шь?! – Макс вытаращился и его глаза из ярко-зелёных стали малахитовыми.

– Да пошутила я, Максик! Слёзы так слёзы! Только обычные слёзы прозрачные, а эта жидкость мутновата. Может, она просто испортилась?

– Да ну тебя! Ис-с-спортилась… Она не портится!

– А ты откуда знаешь? – Дайк подбросил ампулу и ангалин поймал её на лету.

– Может, у вас поэтому с превращениями ничего и не получалось, что все сроки годности на эту жидкость давным-давно вышли.

Макс ещё больше вытаращился, словно я сказала что-то совсем из ряда вон, а потом как-то обмяк и, задумчиво глядя на зажатые в чешуйчатых пальцах ампулки, принялся почёсывать когтем нос:

– Да быть такого не мож-ж-жет…

Мне стало так жаль его, прямо невыносимо. Я присела на пол и повернула его голову к себе:

– Не переживай, ведь мы ничего не знаем наверняка. У меня дома, на Земле, на любом продукте или товаре, да на чём угодно, обычно пишут дату изготовления и указывают, сколько времени этим можно безопасно пользоваться. Однако есть такие вещи, на которых пишут, что срок их годности неограничен. А вдруг и «слёзы богов» относятся к такой категории, ведь никаких маркировок на них нет.

Макс поднял на меня глаза:

– З-з-зато на бочке ес-с-сть…

– На бочке?! Где?!

– Там, с другой с-с-стороны, – и махнул хвостом в нужном направлении.

Мы обошли «слёзное» хранилище и обнаружили вдавленную в корпус и окрашенную какой-то светлой краской надпись. Дайк вгляделся в чёткие, хорошо читаемые символы и его брови поползли вверх:

– Макс! Но ведь тут написано на языке древнейших!

– Да, – ангалин кивнул. – Только я его плохо з-з-знаю…

– А как же язык ангов? Ведь это их Храм! – Дайк продолжал удивлённо пялиться на короткий текст.

Макс пожал плечами:

– Это одна из-з-з загадок. Никто не з-з-знает, почему на бочках надпис-с-си на языке древнейш-ш-ших.

Я пихнула Дайка в бок:

– Читай, только ты из нас можешь это сделать.

Мой дорогой Нянь важно сложил руки на груди и высокомерно глянул сверху вниз, ведь он был выше меня сантиметров на десять:

– И вот чтобы вы без меня делали?! Всё же правильно, что мы пришли сюда вместе, а кто-то ещё разглагольствовал о том, как нужно чтить законы древнейших и священные заветы ангов.

– Читай!!! – завопили мы с Максом.

Нахмурив брови, Дайк принялся размеренно читать:

– Каплю в чаше раствори,

Выпей сразу и умри…

Ты восстанешь к жизни вновь,

Обретя былую кровь…

– Это точный перевод? – я смотрела на значки так, будто могла их разобрать.

– Ну да, никакие слова сомнений не вызывают…

– На инструкцию по применению похоже… – я продолжала размышлять над услышанным. – А как вы раньше принимали «слёзы», растворяли в воде? – этот вопрос был адресован Максу.

Ангалин уже был похож на огромную, пучеглазую, испуганную ящерицу:

– Нет… на яз-з-зык вроде капали, но я точно не з-з-знаю…

– А тут написано, что растворять надо…

Макс очень сильно разволновался и забегал по залу, цокая когтями о гладкий пол. В Храме было достаточно светло – мы даже угловые факелы не зажигали. Свет проникал сквозь полупрозрачный потолок, и для меня осталось загадкой, как за столько веков и тысячелетий на крыше не скопилось ни листьев, ни веток, ни грунта – ничего, что могло бы препятствовать естественному освещению. Стены и внешние колонны покрылись густой растительностью, ступени были засыпаны перегнившей листвой и толстым слоем почвы, а вот крыша осталась достаточно чистой и пропускала столько света, что мы смогли прочитать надпись на бочке.

Ещё несколько раз я обошла загадочный контейнер, вглядываясь в тёмную, цвета морёного дуба, поверхность:

– А как её обратно задвинуть?

– Да не з-з-задвинется она уж-ж-же… – Макс быстро подскочил, всунул хвост в боковое отверстие и что-то там переключил, но ничего не случилось, кроме странных звуков изнутри. Я вслушалась в тихие, ритмичные и какие-то натужные щёлканья: «Будто пытается включиться… Словно в машине, когда аккумулятор садится, или батарейки «сдохли» в каком-либо приборе, а может, искры не хватает…