После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться натоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней егоболезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня,не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как онадавала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний деньон, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья — главнуювину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихоумер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долгпокойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько разобедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все содинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем-то,говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекраснейший был человек. Таких людейнынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»

Именно в то время, когда дела графа так запутались, чтонельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год,он неожиданно умер.

Николай был с русскими войсками в Париже, когда к немупришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясьее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смертиграфа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелкихдолгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше,чем имения.

Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства.Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для негопамяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство собязательством уплаты долгов.

Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизниграфа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них егораспущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегдабывает, соревнование — кто прежде получит, — и те самые люди, которые, какМитенька и другие, имели безденежные векселя — подарки, явились теперь самымитребовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те,которые, по-видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если былипотери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед нимимолодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.

Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался;имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все-такине уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч дляуплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. Ачтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы,он снова поступил на службу.

Ехать в армию, где он был на первой вакансии полковогокомандира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как запоследнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве вкругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе,он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился сматерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.

Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясногопонятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть отнего свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому,что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен былсодержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она незамечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычныхей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это труднобыло для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать зазнакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделатьподарок-сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.

Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ейвслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаюскрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились.Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все,что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, ностарался отдаляться от нее.

Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она быласлишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, зачто ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И ончувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее наслове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с неютак, как будто все то, что было между ними, уже давным-давно забыто и ни вкаком случае не может повториться.

Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том,чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал,но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положенияему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которуюему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из егоположения — смерть матери — никогда не приходила ему в голову. Он ничего нежелал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное истрогое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старалсяизбегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительнойпомощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался,кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате икурением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачноенастроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить своеположение.

В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городскихслухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой дляматери», — так говорили в городе.

«Я и не ожидала от него другого», — говорила себе княжнаМарья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая своидружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своейобязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже,она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, черезнесколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.

Николай первый встретил ее, так как к графине можно былопроходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николаявместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, принялоневиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николайспросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел изкомнаты.