Историческое море, не как прежде, направлялось порывами отодного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не какпрежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось,кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшиеприказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившеедвижение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…

Эту деятельность исторических лиц историки называютреакцией.

Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по ихмнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их.Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m-me Stael,Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом иоправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессуили реакции.

В России, по их описанию, в этот период времени тожепроисходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I — тотсамый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновникомлиберальных начинаний своего царствования и спасения России.

В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученогоисторика, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I занеправильные поступки его в этот период царствования.

«Он должен был поступить так-то и так-то. В таком случае онпоступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования иво время 12-го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделавСвященный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потомпоощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; онпоступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».

Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислитьвсе те упреки, которые делают ему историки на основании того знания благачеловечества, которым они обладают.

Что значат эти упреки?

Те самые поступки, за которые историки одобряют АлександраI, — как-то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном,твердость, выказанная им в 12-м году, и поход 13-го года, не вытекают ли изодних и тех же источников — условий крови, воспитания, жизни, сделавшихличность Александра тем, чем она была, — из которых вытекают и те поступки, закоторые историки порицают его, как-то: Священный Союз, восстановление Польши,реакция 20-х годов?

В чем же состоит сущность этих упреков?

В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо,стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусеослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо,подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести,самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе,всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, илицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками,страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, — что это лицо, пятьдесят леттому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а неимело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор,смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этихкнижек и лекций в одну тетрадку.

Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят леттому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольнодолжно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же попрошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то,что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно инеобходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, скаждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества;так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; инаоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершеннопротивоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни даннуюПольше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.

Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать,чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего онаполезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому-нибудь не нравится, тоона не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманиемего о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12-м годудома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветаниеПетербургского и других университетов, или свобода Польши, или могуществоРоссии, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение —прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела,кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.

Но положим, что так называемая наука имеет возможностьпримирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменноемерило хорошего и дурного.

Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, чтоон мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируютзнание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программенародности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую быему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна исоставлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда сдеятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлениюправительства, — с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша иполезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.

Если допустить, что жизнь человеческая может управлятьсяразумом, — то уничтожится возможность жизни.

Если допустить, как то делают историки, что великие людиведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии Россииили Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или вобщем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явленийистории без понятий о случае и о гении.

Если цель европейских войн начала нынешнего столетиясостояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всехпредшествовавших войн и без нашествия. Если цель — величие Франции, то эта цельмогла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель —распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чемсолдаты. Если цель — прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что,кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные путидля распространения цивилизации.

Почему же это случилось так, а не иначе?