Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отчислением? – переспрашиваю удивленно.– Но если их отчисляли, почему меня оставили?
Анька смотрит на меня с такой укоризной, будто это на самом деле очевидно.
– И вправду. Почему же? – ехидно так комментирует она. – У тебя ж не было никого, кто мог бы выбить тебе академ, чисто за счет собственного влияния.
Кажется, Ройх замешан и в этом вопросе. Час от часу не легче.
– Сплетничаете, девочки? – дверь комнаты приоткрывается, и в щели появляется наглая морда Лисицына.
– Ты опять подглядываешь? – я возмущенно сгребаю с кровати первую попавшуюся тряпку и швыряю ей в Кира. Белая блузка в мелкую птичку повисает у него на ушах просто роскошно.
– Между прочим, я тебя просил, – Кир снимает с себя сие «украшение» и грозно щурится в мою сторону, – кидаешься шмотками – кидай трусики. Их я даже снимать не буду. Буду носить как трофей. Ну, лифчик на крайняк – тоже покатит. Только кружевной. А не эти твои спортивные, в которых ты бегаешь.
Смотрю на него и молча скручиваю в руках из попавшего под руку полотенца удавку.
Я пишу детективы!
Я умею придумывать изощренные способы убийства!
– Все-все, ухожу, не мешаю, – Кир демонстративно трепещет и исчезает, прикрывая дверь. Чтоб уже через секунду открыть её снова и проснуть обратно кулак с задранным вверх большим пальцем.
– Юбочка – класс, Катена, я одобрил.
Интересно, мое скрежетание зубами слышно с той стороны двери? Надеюсь, что да! Пусть этому паршивцу станет стыдно.
Мечты, мечты!
– Нам принесли ужин, – бодро звучит голос Лисицына из-за двери, – если ты не выйдешь через минуту, я начинаю есть твои блинчики!
– Эй, не смей, это моя доза углеводов, я без неё писать не смогу!
Вот так вот гнусным шантажом этот паршивец и приучает меня переодеваться по-армейски – за сорок пять секунд.
Ну, ладно, не за сорок пять, но я на самом деле поторапливаюсь.
К сожалению, даже наличие у Кира на пальце обручального кольца не отпугивало от него озабоченных официанточек и горничных.
– С типажом жестких взрослых мужиков, я погляжу, ты завязала? – Капустина комментирует иронично, но как-то так по-хорошему, что мне даже её послать не хочется.
Кажется, на наш с Киром треп она смотрела с удовольствием.
– Я не хочу, чтобы за меня в моей жизни решали абсолютно все, – пожимаю плечами, – мы и сами с усами.
– О, так ты в курсе про усики, – Анька коварно округляет глаза, – а я все не знала, как тебе про них сказать потактичнее…
– Р-р-р! – если бы не стремление побыстрее выбраться в гостиную нашего номера, я бы вернулась к кровати и придушила Капустину подушкой, – потому что ишь – взяла моду, стебать меня. Берет тут плохой пример с некоторых!
Образ выходит, что надо. Короткая яркая юбочка, белый шелковый топ на тонких бретелях, волосы по плечам. Когда я подруливаю к Киру и прижимаюсь щекой к его плечу, облизывающая его глазами горничная тихонечко вздыхает. И пуговку на груди, которую только что крутила, из пальцев выпускает.
Блин, они там, что ли, перед тем, как нам ужин послать – кастинг «Мисс Смены» устраивают? Я точно видела в штате и полненьких, и невысоких, и так себе, но к нам, именно к нам всегда приходят всякие длинноногие.
Я слышу – у Аньки звонит телефон.
Я оборачиваюсь и успеваю заметить, как будничное выражение её лица, расслабленное и спокойное, стирается и на его смену приходит напряжение и тревога, когда она смотрит на экран смартфона.
А потом – она ловит мой взгляд, и напряжение будто тает, прячется в глубине.
– Я на минуту, – Анька дарит мне улыбку и ныряет в дверь спальни, из которой мы только что вышли. Я поневоле напрягаю слух, чтобы услышать… что-то…
Очевидно же, что-то у неё не ладное. Или это все мое дурное воображение?
Ничего не слышу. Впрочем и не удивительно, не орать же ей, специально для меня.
– Бери тарелки, – Кир подталкивает меня плечом, – или мы попросим Надежду нам накрыть?
Надежда тут же преисполняется готовности и задора. И грудь свою повыше задирает ради этого.
– Не будем вас утруждать, – медово улыбаюсь я и забираю с сервировочного столика две тарелки с блинчиками, чтобы всучить их Киру. Да-да, чтобы он ушел к столу, и на него больше вот этими вот стенобитными орудиями не трясли.
– Минтики! – Каро радостно хлопает в ладошки и лезет на стул. Она блинчики очень любит. И когда мы дома – она постоянно лезет под руки, когда я завариваю тесто. Обожает устраивать водоворот в кастрюле.
Но и есть – есть она их тоже любит
Смотрю на неё. Как она деловито тыкает вилочкой в кусочек блина на тарелке, пытаясь его наколоть. Как ярко вспыхивает на её лице ликование, когда получается.
И тает зыбким туманом тяжелый день, неуемный Ройх, случившееся ненужное откровение… Пофиг! Когда моя девочка улыбается – я весь мир готова обнять. А когда она так аппетитно жует – еще и расцеловать в обе щеки.
– Хлоп, – за моей спине неожиданно громко стукает об косяк дверь спальни. Каролинка напуганно вздрагивает, оборачиваюсь и я. Я ж мать, я ж должна знать, кто на моей территории мою малышку пугает.
Застуканная с поличным Анька морщится и делает такой заковыристый жест рукой, мол, простите, не удержала, дверь тяжелая.
А, так вот как называется «на тебе лица нет»!
Это когда бледная, глаза красные, но вид такой решительный, будто на расстрел идешь.
– Ты с нами поешь? – спрашиваю осторожно. Вроде говорили об этом.
– Нет. Я домой поеду, – тихо отвечает Аня.
– Что-то случилось?
Вопрос слетает с моих губ как-то сам по себе. Уж больно помрачневшей кажется Капустина.
– Нет. Ничего особенного, – Анька качает головой, – Илья вернулся домой раньше. И мне надо ехать.
– Илья? Герасимов Илья? – я удивленно приподнимаю бровь. – Это тот, который кинул тебя?
– Не надо, Кать, – Анька улыбается, и вроде как искренне, но что-то в её улыбке мне все равно не нравится, – я прошла лечение. Он меня простил.
– Он тебя?
С одной стороны, конечно, есть у Капустиной грешки, в конце концов, операцию по восстановлению девственности сделала, и парню своему
