красивая вещь у меня.

– Это?

Из шкафа появляется яркая красная юбка, с тремя рядами пышных оборок. Вопиюще короткая, но… Я ж в ней с женихом ужинать буду, а не с командой озабоченных футболистов.

– Другое дело! – Анька одобрительно кивает, и пока я зависаю над подбором подходящей блузки, беспечно спрашивает.

– А почему собственно с Ройхом у тебя такой трындец?

Мои пальцы предательски замирают от звучания фамилии, Которую-Нельзя-Называть, но я к своей радости – быстро справляюсь с этим ощущением неприятного ступора.

– Ну, а с чего должно быть по-другому? Мы всегда собачились.

– Не всегда, – насмешливо возражает Капустина, – я помню, целый семестр кое-кто ему в рот смотрел, и курсачи свои до запятой вылизывал. Лишь бы Юлий Владимирович похвалили-с.

– Наивная была. Идиотка, – выдыхаю с душой, выдергивая из шкафа ворох вешалок с блузками. На месте буду разбираться!

– Кать, вы ведь из-за меня ругались, – мирно замечает Аня, склоняя голову набок, – из-за того что мне показалось, из-за того что я тебе наплела, из-за того что я к нему пыталась в штаны залезть. Но мы ведь уже выяснили, кто идиотка в этой истории. Так почему со мной ты сейчас разговариваешь, а ему – прилетело шокером?

– Знаешь, у меня было время подумать над всей этой ситуацией, – отрывисто произношу я, – и ко всему выходит, что хоть ты и облажалась, а по сути – была абсолютно права. Мне не стоило с ним связываться. У нас не было шансов на старте. Слишком разные.

– Ну, да, охренеть какие разные, – Анька снова фыркает, подтягивая колено к груди, – оба, пиздец, умные, оба повернуты на архитектуре, и не спорь – ты же маньячка, ты можешь вообще не работать, а ты прешься учиться! Думаешь, я не поняла, на кой тебе диплом по неполной вышке? Я же сама переводилась.

– Коэффициент интеллекта не делает из мудака отличного парня. Просто мудак с айкью – умный мудак. И только-то.

– Кать, ну не звезди, – Анька встряхивает головой, – я же тебя как облупленную знаю. И поверь, нихрена ты за три года не поменялась. Давай колись, почему вы разбежались? Про что я не знаю?

– Что ты не знаешь, у преподов своих на журфаке спрашивай, – огрызаюсь я негромко, но под прицелом проницательных капустинских глаз сдаюсь и пожимаю плечами.

– Все на поверхности. Ты ведь знаешь про видео с моим выступлением в стрип-клубе?

– Которое слили тогда? – Анька щурится, припоминая. – Да, припоминаю. Его правда удалили быстро, Ройх из-за него чуть мудня-сисадмина по коридору не размазал.

– За то, что удалили? – кривлю губы с рвущейся наружу неприязнью. Я сомневалась, очень сильно, но… Неужто все-таки причастен?

– Да нет. Удалили его и так. Ройх хотел узнать, какая гнида была источником видео.

Что-то где-то внутри меня холодеет.

Оптимистичная дура внутри меня подбоченивается.

«А я говорила!»

Заткнуть бы ей рот, да, жаль, нечем!

– Ну и что? Узнал? – спрашиваю, будто бы между делом.

– А то, – Анька улыбается так радостно, будто вспоминает, как Дед Мороз ей на праздник самые красивые коньки подарил, – и обоих придурочных голубков в травму отправил.

А вот с этого момента я, пожалуй, попрошу рассказывать медленно. И желательно с пояснениями!

– Голубки?

– Ага, наша сладкая парочка, Костер и Сухов, – Анька улыбается как человек, который абсолютно доволен своей осведомленностью, – эти дятлы-неразлучники, которые очень на тебя обиделись.

– Костров? – повторяю удивленно. Нет, конечно, я помню этого придурочного выщерка, помню, как он выбесился, когда я его отшила и он проигрался, но…

– Он что, знал, где я работаю?

– Ну, тут я тебе стопудовой информации дать не могу, – Анька покачивает головой, – знаю только, что на уровне слухов тогда ходило. У Костра наркоту нашли. И говорят, снабжал его этой красотой твой братец. Он и сболтнул как-то, что сестра – сучка редкостная, мужиков в стрипбаре доит, а ему не отстегивает. Что-то такое.

Боже, как хорошо мне дышалось все это время.

Свободно! Чисто! Свежо!

Три года от старшего братца не было ни слуху, ни духу. Ему влупили аж пятнадцать лет за хранение и распространение, насколько я знаю. Он на связь не выходил. Хотя мама написала ему четыре письма, и даже посылала деньги – какие-то такие суммы, которые мне не жалко было выкинуть.

Одно только упоминание имени Вовчика сейчас портит мне настроение сильнее, чем до того – упоминание Ройха. В конце концов, шокером я не из-за Юлия Владимировича обзаводилась. А просто потому что заколебалась стрематься добежать от парадной до Пятерочки после девяти, только потому что у нас двор темный, и мало ли кто в этих темных углах прячется.

– Я думала, эта запись – Ройха, – бесцветно проговариваю, отрешенно глядя перед собой, – он вообще-то угрожал, что обнародует информацию о месте моей работы. Не в контексте нашего расставания, но я почему-то думала…

Думала…

О какой-то херне думала.

Если так задуматься, когда я в последний раз говорила с Марком, бывшим моим боссом, он говорил мне, что меня искал какой-то мутный парень. И его послали, конечно, далеко и надолго, но… Все ли послали? Меня в клубе не очень любили. Выскочка, которой было сразу позволено больше, чем всем, да и что греха таить – мои чаевые были частенько гораздо приличнее, чем у других танцовщиц. Завистливая баба – враг, которого никому не пожелаешь. Такая сама компромат на бесящую соперницу на блюдечке принесет.

Анька сползает с подоконника и подходит ко мне. Я даже не успеваю заметить, когда в её пальцах появляется телефон. И она так быстро на нем что-то набирает, а потом сует мне под нос.

– Вот. Гляди.

«Двое студентов пострадали от неуравновешенного преподавателя»… – скриншот с сайта каких-то желтушных новостей.

Фоточки, увы, мелкие, но я без особых сложностей опознаю в двух покрытых синяками мордах плюгавого Сухова и смазливого Кострова.

– А почему скриншотом?

– Потому что этим уродам иск впаял адвокат Ройха, – беспечно откликается Анька, – я-то сохранила, мне в клинике нехер было делать, я все сохраняла, чтоб потом без антидепрессантов оценить. Но потом, когда я заходила на этот сайт – статьи не было. Зато была строчечка «материал удален по причине клеветнического содержания».

Мда. Силен же все-таки Максим Вознесенский, если его хватки достаточно, чтобы провернуть такие вещи.

– У него… были проблемы? – спрашиваю осторожно. История с избиением – это на самом деле очень опасная тема для преподавательской карьеры.

– Были, конечно, – Анька пожимает плечами и двигает к себе стул, чтобы плюхнуться на него и обнять за спинку, – Ройх и проблемы – это слова синонимы. Только свидетелей не было.