– Есть что-то еще более грандиозное, чем потеря перспективной студентки и тех дотаций, которые мы могли с ней вместе получить?

– Может быть, чуть менее, но грандиозное, – спокойно откликаюсь, – я увольняюсь, Егор Васильевич!

Первые впечатления Васнецова – такие яркие, что я благословляю небеса, что вышел на улицу. Родительских прав должны лишать уже за то, что ты решил остаться в одной квартире с ребенком и слушать вот это!

Васнецов договаривает мысль до конца, выдыхает, кажется, даже водички глотнул, после такой-то пламенной речи.

– Ты все понял, куда тебе надо запихнуть этот весь твой бред? – продышавшись интересуется он, и в голосе его чувствуется острое желание снять с моей черепушки скальп.

– Понял, – откликаюсь, без перерыва крутя на пальце кольцо автомобильного брелока, – только я не брежу, Егор. И запихивать себе ничего не буду. Я решил уволиться и не собираюсь менять это решений. У тебя два месяца до сентября есть, чтобы выбрать нового декана.

– Да ну! – саркастично комментирует мой пока еще друг эту мысль. – А кого, не подскажешь? Невзорова? Крымского? Астахову, прости господи?

Он, конечно, проверяет меня на прочность, пытается вызвать на диалог. Потому что вслух обозначать, что мою должность может занять кто-то из моих подчиненных – почти то же самое, что лапать за грудь красотку при её ревнивом муже.

Про то, что Васнецов – тот еще хрен с горы, мы говорить не будем. Оно и так понятно. И знает он, что работа в университете – она всегда была для души и амбиций, нравилось мне озарять темные головушки будущих строителей искрами знаний. И МСТУ мне нравился, сам в нем учился, еще до объединения. И ни за что бы его не бросил, слишком привязан.

Но сейчас на кону двухлетняя девчушка с глазами моей матери.

Которую я никогда не увижу, если останусь в Москве.

– Ставь Крымского. Он хоть и молодой да ранний, но компенсирует отсутствие опыта мозгами и инициативностью, – произношу, заставляя себя звучать спокойно.

– Он все развалит нахрен своими прожектами.

– Между прочим, это от его проектов у нас семьдесят процентов грантов было получено в прошлом году. С его подачи студенческий совет действительно что-то делать начал. Матвей справится.

С той стороны трубки замолкают. Васнецов удивлен, не может не быть удивлен, сам знает, что вот такая внезапная спонтанность – она мне не свойственна. Ну почти. Когда жизнь припирает меня к стенке, я готов на отчаянные решения. Даже на совершенно бредовые.

– Тебе предложили другую зарплату? Выше? Насколько? Ты ведь знаешь, что это обсуждаемо.

Знаю, знаю. Только я сейчас соглашусь на место учителя геометрии, лишь бы было не в Москве, а в Питере.

– Мы с Антонием решили сменить обстановку. Переезжаем.

– Не в Питер ли случайно? – в голосе Васнецова слышится ирония. Кажется, он подозревает, что я все-таки сорвался. Конечно, сколько коньяка вместе выпито, сколько костей заклятой моей Холере перемыто…

– Случайно в Питер, – хочу сказать равнодушно, получается по-мальчишески, с вызовом, – а что, это имеет какое-то принципиальное значение?

Хмыкает Васнецов так красноречиво, что в его уме, разумеется, присяжные уже определили мотив моего преступления.

Только…

Я ведь три года держался.

Неужели он и вправду думает, что я могу сорваться вот так просто?

– Позволено ли мне узнать причины этого твоего внезапного переезда? – покашливает Васнецов, явно пряча в кашле вербальный аналог фейспалма.

Это даже бесит.

– С чего бы, шеф? – насмешливо уточняю я. – Разве это является компентенцией начальства?

Даже если бы я сорвался из-за Холеры – что-то когда Васнецов поссорился с женой и она взяла чемодан и сына и уехала в отпуск в Сочи без него – этот рабочий конь и суток не пропахал, хотя именно отмена отпуска и стала причиной ссоры. Сел за баранку и уехал. Вернулся через три недели. И все три недели к телефону не подходил.

– Мне кажется, это является компетенцией друзей, Юл, – невозмутимо отбривает Егор, – и если я не прав, и мы с тобой не можем именоваться этим громким словом, то конечно, ты можешь промолчать.

Мне в глаза с темного вечернего неба смотрят три ярких звезды. Если чуть-чуть поднапрячь фантазию, я могу представить, что эти звезды светят со дна глазок маленькой хитрющей Карамельки.

Которая меня не знает.

И этого чертового Холериного женишка она через пару лет будет называть папой. Может быть, даже и не заподозрит, что он не имеет к её рождению никакого отношения.

И можно было бы оставить все как есть, но…

От этих мыслей почти трясет.

Не могу это принять.

И говорить это, делиться историей о моей неожиданно обретенной дочери я не хочу, мне жалко, даже с другом я не хочу сейчас это делить. Вот разберусь с этой историей, найду общий язык с Холерой, познакомлюсь, сближусь с малышкой, научится она меня хоть дядей для начала называть – тогда и будет время для разговоров.

– Я давно планировал, – беззастенчиво вру, – а тут удачный проект предложили.

– Настолько давно планировал, что ни разу и словом не обмолвился? – саркастично комментирует Егор.

– Сглазить не хотел.

– Ах, ты еще и суеверный, – ехидства в голосе Егора становится в два раза больше, – как много я о тебе не знаю, дружище!

– Во сколько я могу приехать завтра, чтобы ты подписал мое заявление?

Егор скептически молчит, явно не испытывая ни малейшего желания отвечать мне на этот вопрос.

– Приезжай с утра, – наконец произносит он, – разберемся с этим вопросом в сжатые сроки. Отпущу тебя без отработки, леший с тобой. Если уж так приспичило, что ты срываешься с места, значит, сильно тебя припекло.

– Ты даже не представляешь насколько…

– Юл?

– М? – спрашиваю находя взглядом собственное светящееся окошко.

– Я уже понял, что отговорить тебя не получится. И что объясняться ты не хочешь. Но все-таки, может, тебе помощь нужна?

Первым делом хочу его послать.

И вторым, честно говоря, тоже.

Потому что, ну чем он мне поможет, чемоданы перевезти? Квартиру сдать? Школу новую Антонию найти, и мне работу заодно?

Ночь плохо на меня влияет, подтормаживаю.

Когда яркая зарница гениальной мысли освещает сумрачную мою головушку, хочется орать от досады, что не озарило меня раньше.

– Вообще-то есть просьба, – неторопливо и в то же время настойчиво проговариваю я, – насчет человека на мое место. Хорошая рекомендация.

– Я чувствую подвох, – насмешливо комментирует Васнецов.

– И не зря, – откликаюсь я и называю фамилию.

Реакция на неё вызывает у Васнецова почти ту же яркую реакцию, что и новость о моем увольнении.

– Да брось, специалист-то он хороший, – возражаю я.