такие, которые обнаруживают в зародыше харак­терные черты, что будут свойственны впоследствии исторической лич­ности.

Об Алкивиаде[181] рассказывают, что, играя на улице, он растягивался на проезжей части, дразня возчиков, а те просили его освободить путь, опасаясь нанести ему вред. О Наполеоне известно, что он командовал одноклассниками и организовывал оборону в своей комнате, если на него нападали. О Факундо сегодня рассказывается много историй, в которых эго исполинская фигура встает в полный рост.

В пансионе, где он жил, никогда не удавалось усадить его за общий стол; в школе он держался высокомерно, был замкнутым и одиноким; не играл с другими детьми, только лупил их и был «зачинщиком всяких проделок. Магистр, устав бороться с его неукротимым нравом, достает однажды новый крепкий хлыст, показывает его перепуганным детям и говорит: «Обновим его о Факундо». Факундо, которому тогда было одиннадцать лет, слышит угрозу и на другой день решается испытать про­тивника. Он не приготовил урока, но просит учителя, чтобы тот спросил его сам, так как помощник недолюбливает его. Магистр соглашается, Факундо делает одну ошибку, другую, третью, четвертую; тогда тот пускает в ход плетку, и Факундо, точно все рассчитав, даже то, что стул учителя непрочен, влепляет ему пощечину; учитель падает, и, пользуясь переполохом, Факундо выбегает из школы и прячется в зарослях дико­го винограда — выманить его оттуда удается лишь через три дня. Ну разве это уже не готовый каудильо, что впоследствии бросит вызов все­му обществу?

Когда Факундо подрастает, его характер приобретает еще более оп­ределенные черты. С каждым годом он становится все более мрачным, властным, диким; в пятнадцать лет в нем просыпается безудержный игрок — страсть, свойственная натурам грубым, нуждающимся в силь­ных потрясениях, чтобы выйти из спячки, в которую они погружены. Ради этой страсти Факундо заводит связи в городе, из-за нее несносно ведет себя в доме, где живет, ради нее, наконец, пустив пулю в Хорхе Пенью, впервые проливает кровь — она польется потом, отмечая каждый его шаг.

Когда он достигает зрелости, нить его жизни теряется в запутанном лабиринте скитаний по соседним селениям. Факундо появляется там то тайно, то открыто, но всегда преследуемый, играет в азартные игры, батрачит; ловко орудуя ножом, подчиняет себе всех, кто оказывается рядом. В Сан-Хуане в поместье Годоев сегодня показывают глинобитные ограды, сделанные Кирогой, такие же есть в Ла-Риохе и в Фиамбала. Он сам показывал такие же и в Мендосе, на том самом месте, куда од­нажды вечером приказал притащить двадцать шесть офицеров, что сда­лись при Чаконе[182], и расстрелять их за упокой души погибшего Вильяфанье[183]. В селениях провинции Буэнос-Айрес Факундо также видели в пору, когда он был пеоном. Каковы причины, заставившие этого челове­ка, воспитанного в скромной, достойной семье, сына обеспеченных и доб­родетельных родителей, опуститься до положения батрака и выбрать работу самую примитивную, самую грубую, для которой требуются лишь физическая сила и терпение? . Быть может, мастеровой зараба­тывает вдвое больше других и так скорее можно скопить немного денег?

Наиболее бесспорное, что мне удалось узнать о темном периоде бро­дячей жизни Факундо, следующее: примерно в 1806 году он отправился в Чили с грузом зерна, принадлежавшего его родителям, и проиграл все, вместе со скотом и погонщиками-рабами, сопровождавшими его. Приходилось ему сопровождать в Сан-Хуан и Мендосу скот из родительской усадьбы, и его постигала та же участь, ибо игра была дикой, безудержной страстью Факундо, которая будоражила всю его душу. Нескончае­мые выигрыши и проигрыши, должно быть, истощили родительское тер­пение и в конце концов он порвал всякие отношения со своей семьей. Когда Факундо стал грозой Республики, один из его приближенных спросил: «Генерал, какую самую большую ставку сделали вы в своей жизни?» — «Семьдесят песо»,—равнодушно ответил Кирога, только что, выигравший двести унций. Как объяснил он позднее, в юности, однажды когда у него было лишь семьдесят песо, он проиграл их, поставив все на одну карту.

У этого события есть своя история. Факундо батрачил в Мендосе, в поместье одной сеньоры, которая жила в Плумерильо. Примерно через год на Факундо обратили внимание, ибо он вовремя выходил на работу и верховодил среди батраков. Когда пеоны решали бросить работу и удариться в разгул на целый день, то договаривались с Факундо, а он извещал госпожу, заверяя, что гарантирует поголовную явку всех на следующий день, и свои обещания всегда неукоснительно выполнял. За такое посредничество пеоны прозвали его Отцом.

Через год усердного труда Факундо испросил свое жалованье — на­бежало семьдесят песо,— вскочил на коня и поскакал куда глаза гля­дят; в одном трактире-пульперии он увидел людей, соскочил с коня и, протянув руку над головами столпившихся вокруг банкомета, поставил на карту все свои деньги. Проиграв, Факундо вновь отправился сам не зная куда, пока вскоре один судья по фамилии Толедо, которому случи­лось проезжать мимо, не потребовал его удостоверения поденщика.

Факундо подъехал, притворился, будто ищет что-то в кармане, и ударом ножа свалил судью на землю. Быть может, так он вымещал злость за недавний проигрыш? Или просто хотел утолить ненависть злого гаучо к гражданским властям и добавить еще один подвиг к блес­ку своей зарождавшейся славы? — И то и другое. Такие случаи, когда он обрушивал свою ярость на первого встречного, обычны в его жизни. Как только Факундо произвели в генералы и в его подчинении оказа­лись полковники, он приказал дать одному из них в своем доме в Сан- Хуане двести плетей за то, что тот, как уверял наш герой, обыграл его жульнически; двести плетей одному юноше за то, что тот позволил себе пошутить, когда Факундо вовсе не был к тому расположен; двести пле­тей какой-то женщине в Мендосе — она, проходя мимо, сказала: «Уда­чи, мой генерал», когда он был разъярен из-за того, что ему не удалось взять верх над одним человеком, столь же миролюбивым и справедли­вым, сколь и храбрым, настоящим гаучо.

Затем Факундо вновь появляется в Буэнос-Айресе, где в 1810 году его записывают рекрутом в полк Аррибеньос[184], которым командовал его соотечественник генерал Окампо, впоследствии президент Чаркаса. Славная военная карьера открылась перед ним с первыми лучами май­ского солнца; и нет сомнения, что Факундо, с его закаленным духом, со свойственным ему инстинктом воинственности, подчинившись дисцип­лине, облагороженный возвышенной целью, в один прекрасный день вер­нулся бы из походов в Перу, Чили, Боливию генералом Аргентинской Республики, подобно многим другим отважным гаучо, которые начинали карьеру простыми солдатами. Но мятежная душа Кироги не желала вы­носить бремя дисциплины, казарменные порядки и ждать чинов. Он