в месте слияния Параны с другой судоходной рекой,— один из самых удобно расположенных городов Аме­рики, тем не менее в нем не насчитывается сегодня и двух тысяч душ. В Сан-Луисе, столице провинции с пятидесятитысячным населением, в котором кроме столицы нет других городов, не наберется и полутора тысяч жителей.

Чтобы читатель представил себе разруху, упадок цивилизации и быстрое развитие варварства в провинциях, возьмем в качестве примера два города: один, уже уничтоженный, и другой, что, сам того не заме­чая, движется к варварству — Ла-Риоха и Сан-Хуан. И в иные времена Ла-Риоха не был образцовым городом, но если сравнить прежнее со­стояние с нынешним, то Ла-Риоху не узнали бы даже его собственные сыновья. К началу революции 1810 года здесь насчитывалось значитель­ное число владельцев капитала и известных общественных деятелей, проявивших себя на поле боя, в зале суда, на трибуне, на амвоне. Жи­телями Ла-Риохи были доктор Кастро Баррос[155], депутат Тукуманского конгресса и известный знаток церковного права; генерал Давила[156], в 1817 году освободивший Копиапо от власти испанцев; генерал Окам­по[157], президент провинции Чаркас; доктор дон Габриэль Окампо[158], один из самых знаменитых аргентинских адвокатов; множество адвокатов по фамилии Окампо, Давила и Гарсиа, которые сегодня рассеялись по всей Чили, как и ряд образованных священников, и среди них доктор Гордильо, проживающий в Уаско.

Чтобы в одной провинции в определенный период времени могло по­явиться столько значительных и образованных людей, необходимо было массовое распространение просвещения, уважение знаний и настойчивое стремление к ним. И если дело обстояло так в первые дни революции, то как бы выросли сегодня образование, богатство и население, если бы ужасающее возвращение к варварству не помешало свободному разви­тию этого несчастного народа! Какой из чилийских городов, сколь бы незначительным он ни был, не сможет перечислить своих достижений за десять лет в области просвещения, в приумножении богатств и в благоустройстве, даже не учитывая, сколько разрушений принесло земле­трясение!

Однако посмотрим теперь на состояние Ла-Риохи в соответствии с данными одной из моих многочисленных анкет — я предложил их жи­телям города, чтобы глубже изучить факты, на которых основывается моя теория. Отвечает один уважаемый человек и, не подозревая даже о цели моих вопросов, делится недавними воспоминаниями, ибо покинул Ла-Риоху всего четыре месяца назад:

1.Каково приблизительно население Ла-Риохи сегодня?

Всего полторы тысячи. Говорят, в городе сейчас лишь пятнадцать мужчин.

2.Сколько именитых граждан осталось в Ла-Риохе?

Шесть или восемь.

3.Сколько адвокатских контор работает в городе?

Ни одной.

4.Сколько врачей заботится о больных?

Ни одного.

5.Сколько дипломированных судей?

Ни одного.

6.Сколько человек носит фрак?

Таких нет.

7.Сколько молодых риоханцев учится в Кордове или в Буэнос-Ай­ресе?

Слышал об одном.

8.Сколько школ работает в городе и сколько детей посещает их?

Нет ни одной школы.

9.Есть ли в городе общественные благотворительные заведения?

Нет ни одного, нет даже начальной школы. Единственный монах-францисканец из монастыря обучает нескольких детей.

10.Сколько в городе разрушенных церквей?

Пять, только центральный собор еще работает.

11.Строятся ли новые дома?

Не строятся, а разрушенные не восстанавливаются.

12.Каково состояние существующих домов?

Почти все рушатся.

13.Сколько священников ведет службу?

В городе служат только двое, один — местный приходской священ­ник, другой — монах из Катамарки, еще четверо в провинции.

14.Есть ли в городе большие состояния, свыше пятидесяти тысяч песо? Сколько состояний свыше двадцати тысяч песо?

Нет ни одного подобного, все очень бедны.

15.Увеличилось или уменьшилось население?

Уменьшилось более чем вдвое.

16.Испытывают ли жители города чувство страха?

В высшей степени, боятся говорить даже о самых невинных вещах.

17.Монета, что чеканится здесь, законная?

Провинциальная монета — фальшивая.

Факты говорят сами за себя с печальной и ужасающей точностью. Только история побед мусульман над Грецией дает нам пример подоб­ной варваризации, столь скорого разрушения. Но это происходит в XIX веке, в Америке! И причем за каких-нибудь двадцать лет! То, что говорилось о Ла-Риохе, целиком может быть отнесено и к Санта-Фе, Сан-Луису, Сантьяго-де-Эстеро—к этим скелетам бывших городов, дряхлым и опустошенным захолустьям. Уже на протяжении десяти лет в Сан-Луисе только один священник, там нет ни одной школы, никого, кто носил бы фрак. Но давайте рассмотрим на примере Сан-Хуана судь­бу городов, которые избегли разрушения, но незаметно варваризируются.

Сан-Хуан — исключительно земледельческая и торговая провинция, отсутствие в ней пастушеского села долгое время спасало ее от власти каудильо. Какая бы партия ни одерживала верх, губернатор и чиновни­ки избирались из образованного населения до 1833 года, когда Факундо Кирога поставил у власти невежественного человека[159]. И тот, не из­бегнув влияния нравов цивилизованного общества, преобладавших здесь, несмотря на характер новой власти, доверил руководство образо­ванным людям, но затем был побежден Брисуэлой, вождем риоханцев; потом его сменил генерал Бенавидес[160], который уже девять лет держит в руках власть, расценивая ее не как временное полномочие, а как по­стоянную привилегию. Население Сан-Хуана выросло благодаря успехам земледелия и притоку спасающихся от голода и нищеты жителей из Ла-Риохи и Сан-Луиса; число зданий в городе заметно увеличилось, что доказывает, сколь богаты эти области и какого расцвета могли они дос­тигнуть, если бы правительство заботилось о просвещении и культуре, единственном, что способно возвысить народ.

Деспотизм Бенавидеса носит нежесткий и мирный характер, и пото­му и в городе, и в душах людей покой. Это единственный каудильо Ро­саса, который не выкупался в крови, и тем не менее результаты варва­ризации современной системы здесь ощущаются с не меньшей силой.

В городе с сорокатысячным населением нет сейчас ни одного адво­ката — ни уроженца этих мест, ни прибывшего из другой провинции. Судопроизводство ведется людьми, не имеющими самого элементарного представления о Праве, да и кроме того — это в полном смысле слова никчемные люди. В городе нет ни одного общественного учебного заве­дения. Женская школа была закрыта в 1840 году, три мужских школы открывались и закрывались одна за другой между 1840 и 1843 годами по причине полного равнодушия и даже враждебности властей. Только трое юношей учатся за пределами провинции. Есть лишь один врач — уроженец Сан-Хуана.

Не наберется и троих молодых людей, знающих английский язык, не отыщется и четверых, говорящих по-французски. Лишь один изучал математику. Только один юноша имеет образование, достойное культурно­го народа,— это сеньор Раусон[161], известный своими незаурядными способностями. Его отец — североамериканец, и этому он обязан своим об­разованием.

Не найдется в городе и десятка граждан, которые научились чему- нибудь большему, чем читать и писать. Нет ни одного военного, кото­рый служил бы