class="p1">Приор чумного учреждения поддерживал атмосферу порядка разными способами. В частности, вел тщательный учет пациентов и их имущества, чтобы не допустить мошенничества при распределении провизии. В Венеции на должность заведующего чумной лечебницей назначали женатых. Приор и его супруга, получавшая звание приорессы, помогала мужу в его трудах. Он курировал отделение для взрослых, она же занималась детским. Это создавало обнадеживающее впечатление, будто бы больница – это такая большая семья.

Лечебная стратегия периода второй пандемии соответствовала превалирующей в то время гуморальной теории. Согласно ей, чума возникала от переизбытка крови – горячего и влажного гумора. Поэтому в качестве основного метода лечения было показано кровопускание, которое помогало организму избавиться от яда, вызывающего болезнь. Поскольку тело пациента и так старательно выводило яд посредством рвоты, поноса и потоотделения, кровопусканием хирурги и цирюльники вроде как помогали естественному процессу. Однако по вопросам, когда это лучше делать, какую вену открывать и сколько выпускать крови, велись ожесточенные споры.

Помимо кровопускания, стратегия нейтрализации недуга включала введение сильнодействующих рвотных и слабительных средств, чтобы яд изливался обильнее. С той же целью чумные доктора стимулировали потоотделение, кутая уже лихорадящих пациентов в одеяла и подкладывая им в подмышки и в ноги грелки из свиных мочевых пузырей, наполненные горячей водой. По тем же причинам широко бытовала практика вскрытия бубонов, а также их прижигания или подсушивания. В надежде, что нарывы лопнут и изольют избыток жидкости, вызывающей хворь, их прогревали с помощью компрессов.

Кроме процедур для выведения вредных гуморов чумные доктора применяли лекарственную терапию. Самым известным средством был териак – практически панацея того времени. Териак представлял собой сложную смесь из множества ингредиентов, среди которых были опий, корица, камедь, мухоморы, ирис, лаванда, рапсовое семя, фенхель и можжевельник. Все это нужно было измельчить, смешать с медом и в идеале с мясом гадюки. Затем препарат должен был закваситься и настояться. Поскольку териак считался универсальным противоядием, его назначали от всех болезней, вызванных нарушением гуморального равновесия. Разумеется, он считался лучшим средством и от чумы, но поскольку готовить териак было сложно и долго, то стоил он дорого, был в дефиците, и поэтому лечились им только богатые. Териак был очень популярен в Венеции, где его производили для продажи.

Однако широкое распространение имели и более доступные лекарственные смеси, тоже созданные на основе традиционных гуморальных принципов. Иногда применяли подход «противоположное лечи противоположным»: испорченная кровь была теплой и влажной, значит, для восстановления нарушенного равновесия ее следовало лечить средством холодным и сухим. В ходу было множество препаратов, изготовленных по разных принципам из самых разнообразных ингредиентов, в том числе использовали эндивий, норичник, репейник, розу, ромашку, нарцисс, ревень, толченый жемчуг, лен и уксус. Из таких компонентов делали мази и припарки, которые накладывали на бубоны и карбункулы, чтобы вывести из них яд.

К сожалению, терапевтические методы, которые врачи раннего Нового времени применяли для лечения чумы, едва ли могли продлить жизнь пациента, избавить его от страданий или исцелить. Смертность в чумных лечебницах по всей Европе составляла 60–70 %, то есть была примерно такая же, как при полном отсутствии лечения. С другой стороны, смертность в больницах зависела не только от лечебных стратегий, применяемых там. Чумные учреждения были перегружены пациентами, поступавшими уже на поздней стадии заболевания, и часто больных было гораздо больше, чем персонала. Случалось, пациенты умирали или выздоравливали, так и не получив ни медицинской помощи, ни какого бы то ни было лечения. И все же чумные лазареты совсем не походили на средневековые лепрозории, которые, как отмечалось выше, служили последним приютом для больных проказой и никакого лечения в которых не предусматривалось. Чумные лечебницы были учреждениями религиозными и благотворительными, где тяжелым пациентам пытались обеспечить хотя бы те немногие методы терапии, что были доступны в сложившихся обстоятельствах. Несмотря на то что лечебницы отличались по качеству оснащения, составу персонала и уровню организованности, уход, который тяжелобольные пациенты там получали, вероятно, дарил им надежду и утолял тревоги. Разумеется, больницы, работавшие на постоянной основе, функционировали более эффективно, чем временные чумные бараки, наспех сооруженные в разгар эпидемии.

Большие поветрия повсюду и всегда заставали административные власти врасплох, что приводило к неразберихе, хаосу и необходимости придумывать что-то на ходу. Даже лучшие больницы не справлялись с внезапной нагрузкой, вызванной чрезвычайной эпидемической ситуацией. Видя, что подавляющее большинство заболевших умирало, санитарные управления часто решали бросить все силы на профилактику болезни и не пытаться никого вылечить. Поэтому весьма широко практиковалась изоляция больных, предположительно заболевших и членов их семей в их же собственном доме. На фасаде рисовали красный крест, двери и окна опечатывали, а вокруг здания выставляли охрану, чтобы никто не мог ни войти, ни выйти. Эта безжалостная мера обрекала всех домочадцев и квартирантов на принудительное заключение с больными, умирающими и уже покойными. На продовольственное обеспечение или на медицинскую помощь можно было не рассчитывать.

Строжайшим образом регулировался и порядок обращения с телами умерших, которые, как считалось, источали смертоносные миазмы. Избавляться от трупов следовало как можно быстрее, чтобы не рисковать здоровьем живых. Поэтому противочумные правила запрещали похороны, траурные шествия, выставление тел перед погребением для отправления обрядов и церемонии прощания с усопшими. Вместо этого трупы, найденные в черте города, как и тела пациентов лепрозориев, сваливали в общие ямы, вырытые в неосвященной земле. Перед тем как закопать останки, верхний слой тел присыпали землей, смешанной с едким щелоком, чтобы ускорить разложение и предотвратить загрязнение воздуха зловонными испарениями.

Эти новые правила разрушали социальные связи, потому что люди лишались возможности скорбеть, отдавать последние почести усопшим и собираться вместе, чтобы помогать друг другу заполнить возникшую эмоциональную пустоту. К тому же в те времена единственным надежным признаком смерти было разложение, поэтому запрет на выставление покойного для траурных церемоний и спешное погребение тела способствовали обострению фобии быть похороненным заживо. Серьезные опасения вызывала и судьба души в загробном мире, поскольку отправление католических обрядов строгие санитарные правила тоже запрещали, а закапывали тела в неосвященной земле.

Ко всему прочему чумной регламент, подразумевавший самые разнообразные запреты и обязанности, в каждом городе был свой. Например, в Барселоне власти требовали, чтобы горожане уничтожали домашних кошек и собак, подметали и мыли улицы перед своими домами, а верующим предписывалось покаяться во всех грехах. В то же время гражданам запрещалось выбрасывать на улицу тряпки, продавать любую одежду и участвовать в публичных мероприятиях. Был установлен пристальный надзор за производствами, сопряженными с выбросом едких запахов, которые могли отравить воздух. Например, во многих городах полностью запрещали кожевенное дело, а деятельность мясников сильно ограничивали. В частности, им запрещалось подвешивать мясо, держать на одном прилавке мясо разных животных, оставлять возле лавок грязь и навоз, забивать животных без предварительного осмотра и разрешения от надзорных органов, хранить в хлеву освежеванные туши, продавать мясо животных на следующий день после забоя и позже. Тех, кто не соблюдал правила, сурово наказывали.

В общем, город, осажденный эпидемией чумы, становился пространством антиутопии. Семейные и общинные связи нарушались. Прихожане обнаруживали, что их храмы заперты, таинства недоступны, а колокола молчат. Вся экономическая деятельность прекращалась, лавки закрывались, люди теряли работу, возрастала угроза голода и хозяйственного краха. Останавливалась деятельность государственных публичных институтов, поскольку представители власти сами либо заболевали, либо умирали, либо сбегали из города. Но несоизмеримо хуже всех этих неурядиц была угроза внезапной и мучительной смерти, о чем непрестанно напоминало зловоние на улицах и страшные мучения сограждан, нередко умиравших у всех на виду.

Оценка последствий

В XVIII в. чума отступила и больше в Центральную и Западную Европу не возвращалась. В какой степени целенаправленные мероприятия по борьбе с чумой приблизили победу над ней? Дать точный ответ на этот вопрос невозможно, идут активные дебаты. Важно учитывать, что противочумная политика имела и негативные последствия. Принимаемые меры были настолько суровы и так пугали население, что от их исполнения часто уклонялись, нарушали установленные правила и бунтовали против них. Вынуждая людей скрывать случаи заболевания, избегать представителей властей и сопротивляться их решениям, эти меры, а иногда лишь слухи о том, что их введут, приводили даже к большему распространению чумы. Из-за того что запуганные граждане прятали заболевших, власти не получали точной и своевременной информации о чрезвычайной ситуации,