на лекарствах от любых болезней, а целители всех мастей заламывали за свои услуги баснословные цены. Никто не сомневался, что конец света неумолимо приближается.

Решение пуститься в бега логично вытекало из медицинских представлений о природе эпидемических болезней. С точки зрения гуморальной доктрины Гиппократа и Галена, подкрепленной советами врачей того времени, бегство было оправданно. Согласно традиционным на тот момент медицинским воззрениям, эпидемии возникали вследствие сильнейшего дисбаланса гуморов, причиной которого был отравленный воздух. Гниющая органическая материя испускала ядовитые миазмы, которые, поднимаясь из земли, отравляли все вокруг. То есть болезнь была тесно связана с определенной местностью, а потому покинуть ее и убежать подальше от яда и от чумы, которую он вызвал, представлялось разумным решением.

По реакциям населения можно судить о том, как люди истолковывали встречу с заболеванием, или же, как говорят сейчас, в какой социальный конструкт трансформировался их опыт. Раз болезнь возникала из-за отравленного воздуха, значит, бегство было не единственным возможным решением. Можно было начать борьбу с вредоносным элементом. У тех, кто исповедовал теорию миазмов, наибольшее подозрение вызывали смрадные запахи, которых в городах той эпохи было в избытке. Нечистоты выливали из окон и у порогов; мясники выметали требуху прямо на улицу; кожевенное производство, как и другие ремесла, оставляло токсичные отходы. Логично предположить, что требовалась уборка, и во многих городах власти нередко инициировали санитарные мероприятия для борьбы со зловонием. Вывозили мусор, закрывали часть мастерских и лавок, подметали улицы, останавливали работы на скотобойнях и следили, чтобы умерших хоронили незамедлительно.

К тому же вода в христианской Европе воспринималась как очищающее средство – как в символическом, так и в буквальном смысле. Это очистительное свойство воды объяснялось ее ролью в обряде крещения, где она очищала душу. Поэтому в европейских городах во время чумы улицы мыли водой не столько из санитарных, сколько из религиозных соображений. Огонь, дым и некоторые ароматические вещества служили инструментами других подходов к обеззараживанию местности, и те, кто отвечал за борьбу с болезнью, применяли их для оперативной очистки воздуха. Разводили костры из душистых сосновых поленьев, жгли серу. Распространенным методом борьбы с чумой была пальба из пушек: считалось, что от пороха воздух становится чище.

Самозащита

Некоторые решили защищаться от болезни собственными силами. Даже если первопричина чумной напасти Божий гнев, источник-то ее все равно отравленный воздух. Поэтому благоразумные граждане носили на шее склянку с ароматическими специями и травами или бутылочку с уксусом, чтобы нюхать время от времени. По тем же причинам вырос спрос на табак: курили для поддержания здоровья. Помимо прочего, окна и двери в домах рекомендовалось держать закрытыми и завешивать плотными портьерами, чтобы создать физический барьер для миазмов, проникающих с улицы. Подозрение вызывала и одежда заразившихся, поскольку считалось, что она пропитывается смертоносными испарениями так же, как благовониями.

Рис. 5.1. Противочумной костюм врача. Марсель, Франция 1720 г.

Wellcome Collection, London. CC BY 4.0

Из тех же соображений люди – особенно те, кто контактировал с жертвами болезни: врачи, священники и сиделки, – пытались защитить себя с помощью специальных противочумных костюмов (рис. 5.1). Считалось, что опасные частицы не прилипают к кожаным штанам и вощеным плащам. Широкополые шляпы надевали, чтобы защитить голову, а торчавший из маски на уровне носа клюв набивали душистыми травами, которые предохраняли своего обладателя от смертельных миазмов. Доктор в таком костюме обычно носил при себе палку – мирской аналог церковного посоха. Палка имела двойное назначение: во-первых, ею тыкали встречных, чтобы не забывали держаться на безопасной дистанции и по возможности с подветренной стороны, а во-вторых, ту же палку использовали, чтобы, не приближаясь к пациенту, осмотреть его на предмет бубонов и других признаков чумы, а затем решать, надо ли отправлять человека в чумной барак. Полный комплект противочумной амуниции предусматривал жаровню с тлеющими углями, которую носили с собой, чтобы обеззараживать воздух вокруг.

Но защищать себя снаружи от опасной внешней среды, в которой витали смертоносные миазмы, было недостаточно, требовалось укреплять и внутреннюю защиту организма. Традиционная медицина, упроченная многовековой народной культурой, гласила, что человек становится восприимчив к болезням, когда его организм приходит в беспорядок, то есть когда нарушается баланс телесных жидкостей. В сложившихся эпидемических обстоятельствах было очень важно не допускать таких истощающих эмоций, как страх, уныние и меланхолия; есть и пить следовало умеренно; предписывалось также избегать чрезмерных физических нагрузок, половых излишеств и беречься от холода и сквозняков.

Наравне со средствами самозащиты, рекомендованными традиционной медициной, в чумные времена пышным цветом цвели и суеверия. Широко бытовало убеждение, почерпнутое из астрологии, что некоторые металлы и драгоценные камни, например рубины и алмазы, могут служить оберегами. Обнадеживающими свойствами обладали и определенные числа. Особенно модным было число четыре, поскольку подразумевало все основные факторы здоровья, которые, как мы помним, были сгруппированы четверками: гуморы, темпераменты, а также евангелисты, ветра, стихии и времена года.

Ритуальное очищение и насилие

В Европе раннего Нового времени идея очищения предполагала ритуальную и зловещую составляющую, особенно если речь шла о таких категориях, как грех и Божья кара. Иными словами, город мог быть осквернен не только физически, но и нравственно, а в этом случае его обитателям, чтобы выжить, нужно было умиротворять гнев Божий, а не искать лекарства от болезни в физическом мире. Обеспокоенные и бдительные сообщества часто пытались выявить и изгнать тех, на ком лежала моральная ответственность за столь сокрушительное бедствие. Грехами, навлекшими погибель, становились чревоугодие, леность и праздность, неумеренные, странные или греховные сексуальные практики, а также богохульство и иноверие. Тех, кто оскорбил Бога, следовало найти и покарать.

Художник Жюль-Эли Делоне изобразил такой сюжет на ужасающей картине «Чума в Риме» (1869). Посланник разгневанного Бога указывает ангелу-мстителю, олицетворяющему чуму, на дверь закоренелого грешника. Ведомая свыше болезнь вот-вот ворвется в дом кощунника, чтобы уничтожить всех живущих там нечестивцев (рис. 5.2).

Рис. 5.2. Чуму часто воспринимали как кару Божью. Жюль-Эли Делоне изобразил на картине «Чума в Риме» (1869) разгневанного посланника Всевышнего, который указывает чуме, принявшей человеческое обличье, на дом обидчика. Миннеапольский институт искусств (дар мистера и миссис Атертон Бин)

Пребывая в убеждении, что грешники представляют как нравственную, так и физическую угрозу, люди благоразумно решали пособить Богу в работе по очищению общества. И кого же назначали грешниками? Зачастую подозрение падало на проституток. Разъяренные толпы обступали их, гнали из городов, закрывали публичные дома. Нередко обострялись антисемитские настроения, и мишенью агрессии становились евреи. Нападениям также подвергались вероотступники, иноземцы и ведьмы. Всем им вменялось в вину святотатство, которое и навлекло несчастье на верующих. Не забывали о прокаженных и попрошайках, которые уже и так были отмечены за тяжкие грехи: первые – печатью уродства, вторые – нищеты.

В общем, во время чумы европейские города закрывались для чужаков, а в их стенах выслеживали и избивали неугодных или же изгоняли их. Много где людей забивали камнями, вешали без суда и следствия, сжигали на кострах. Имели место и полномасштабные погромы, которые сегодня мы назвали бы этническими чистками. Эти тенденции усиливал манихейский дуалистический взгляд на мир как на место противостояния добра и зла. В обществе преобладали истеричные настроения: якобы некие «мазуны»-самозванцы под видом Божьих помазанников воплощают дьявольский заговор[12]. Сторонники этой точки зрения считали, что чуму можно остановить, лишь разыскав и наказав тех, кто в ней виноват.

Два печально известных примера наглядно показывают, до какой жестокости может довести страх перед чумой. Первый инцидент произошел в Эльзасе, в городе Страсбург, на день Святого Валентина в 1349 г. Городские власти обвинили 2000 евреев в том, что те распространили чуму, отравив колодцы, из которых черпали воду христиане. Примерно половина страсбургских евреев, вынужденных выбирать между смертью и вероотступничеством, приняли крещение, а оставшуюся тысячу согнали на еврейское кладбище и сожгли живьем. Затем власти города издали закон, запретивший евреям въезжать в Страсбург.

Второй случай имел место в Милане в 1630 г. Эти события подробно воссоздал Алессандро Мандзони (1785–1873) в двух знаменитых книгах XIX в. – эпическом романе о временах чумы «Обрученные» (1827) и документальной повести «История позорного столба», впервые опубликованной в 1843 г. как приложение к роману. В 1630 г., когда Европа была охвачена Тридцатилетней войной, в Милане вспыхнула эпидемия. Начались поиски «распространителей чумы»,