А что, если отец захочет сесть на стул, чтобы выключить компьютер? Саша похолодел, совершенно точно зная, что синий камень сделал его, конечно, невидимым, но отнюдь не сделал неосязаемым. Надо срочно соскользнуть на пол и пробраться под столом — но удастся ли прошмыгнуть незаметно? Отец ведь обязательно услышит шум…

Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы его обнаружили. Отец таится и крадется, конечно, потому, что хочет избежать выяснения отношений. Но Саша тоже не желает никакой такой выясняловки! Потому что, наверное, он разревется как девчонка и начнет просить отца, чтобы тот вернулся…

Ну уж нет! Придется все-таки рискнуть и встать со стула, но тихо-тихо… Если отец заподозрит неладное и включит свет, только и останется, что проглотить гелиотроп, чтобы не растерять свойства невидимости… И тогда что? Навсегда остаться невидимым?!

От этой мысли Саша с перепугу подавился и в самом деле чуть не проглотил камень.

Василий Николаевич изумленно уставился на стул, который вдруг неведомо почему дернулся и сдавленно закхекал, но в это мгновение что-то тяжелое ткнулось в окно, и Саша увидел нетопыря, который жался к стеклу и вглядывался в комнату. Иногда его словно отбрасывало что-то: наверное, мешал гелиотроп, разложенный на подоконнике, — но нетопырь упорно возвращался и опять начинал жаться к стеклу.

— Что за мерзкая тварь?! — громким шепотом воскликнул Василий Николаевич, бросаясь к окну и с силой ударяя по раме кулаком.

Нетопырь резко отпрянул от стекла и скрылся в темноте. Похоже, то, что в этой комнате оказался не тот, кого он искал, а другой человек, напугало мерзкую тварь.

Саша воспользовался грохотом и дребезжанием стекла и, сорвавшись со стула, выскочил из комнаты, едва касаясь пола ногами. Он влетел в свою спальню и бросился на диван, порадовавшись, что уже который день, пользуясь полной бесконтрольностью, не заправлял постель. Мигом завернулся в одеяло как в кокон, чтобы не видно было, что он одет. Сразу стало жарко, но пришлось потерпеть. Зато теперь можно было не бояться, что отец включит свет: Саша потеряет невидимость, да, но ведь он лежит в своей постели — а где ему еще быть ночью?

Его так трясло от волнения, что он каждую минуту боялся проглотить камень.

Однако Василий Николаевич не включил свет. Он осторожно вошел в комнату и остановился рядом с диванчиком. Саша почувствовал, что отец склонился над ним, почти невесомо коснулся его плеча, прошептал: «Эх, Сашка, если бы ты только знал!» — и вышел. Через несколько мгновений щелкнул замок в прихожей.

Убедившись, что остался в квартире один, Саша распутал свой кокон, поднялся с дивана и вернулся в большую комнату. Компьютер был уже выключен, но Саша сразу увидел, что конверт по-прежнему лежит на столе.

Значит, отец приходил не за фотографиями? Он даже не пытался их найти?

А вдруг… а вдруг он просто хотел увидеть Сашку? А тот как последний дурак лежал под одеялом с каменным яйцом во рту, как будто птенца высиживал! Вроде того лягушиного самца, о котором он пару дней назад читал в Интернете!

Вот уж правда — последний дурак!

Сейчас Саша думал только о том, чтобы снова увидеть отца — хотя бы издалека. Все остальное было забыто. Он выскочил из квартиры и слетел вниз по лестнице. Распахнул дверь подъезда, выбежал со двора — легкий запах бензина еще витал в воздухе, а в темноте таял силуэт автомобиля.

«Субару»! Машина отца! Он уехал!

Саша как ошалелый бросился вслед за «Субару», прекрасно понимая, что не догонит ее, но стоять на месте он не мог. И вдруг замер, увидев странное зарево, разлившееся над парком Кулибина. Ни один фонарь ни в парке, ни на улице не горел, но и без того было все видно в зловеще-красном свете.

В первую минуту Саша испугался, что это пожар, но тотчас понял: нет, это не пожар, это нечто куда более ужасное! На фоне красного, залитого кровью неба, в котором белело прозрачное пятно луны, метались огромные изломанные тени. Но это были тени не людей, а скелетов! Рядом с ними в воздухе метались отделенные от тел черепа, руки и ноги, вернее, кости. Особенно жуткое впечатление производили оторванные кисти руки со страшно, зловеще скрюченными пальцами, которые бросались туда-сюда, вонзались в пустые глазницы черепов, цеплялись за ребра скелетов или начинали тащить их в стороны за руки и за ноги, разламывая на части.

Это было так ужасно, что Саша не сдержал крика. Гелиотроп выпал изо рта и канул в траву. Саша стал видимым! И тотчас засвистели в воздухе крылья, раздался торжествующий зловещий писк, и над ним возникла жуткая морда нетопыря. В его паучьих лапах был зажат бледный лоскут, обшитый черной нитью. Коготки нетопыря начали разжиматься. Сейчас лоскут упадет Саше на голову, накроет его, и тогда…

…тогда он снова станет помощником Александра. Помощником смерти. Его снова заставят убивать — или убьют самого. И Саввы больше нет, чтобы прийти на помощь!

Саша рванулся так резко, что смог увернуться, и лоскут спланировал на землю в каком-то метре от него. Надо было бежать, но он не успел, потому что из кустов выскочил черный козел и так поддел Сашу рогами, что он взлетел в воздух и начал падать… прямо на лоскут.

Невероятным усилием изогнувшись и дернувшись так, что мышцы, казалось, вот-вот порвутся от напряжения, он переметнулся через лоскут, но не удержался на ногах и рухнул совсем рядом с ним.

Нетопырь тут же налетел, принялся бить своими жесткими крыльями, не давая выпрямиться, преграждая путь к бегству, и козел вдруг оказался рядом… один удар рогами — и Саша упадет на лоскут!

Внезапно что-то вспыхнуло — белое, яркое, ослепительное, — раздался скрип автомобильных тормозов, что-то рвануло Сашу в сторону, помогло утвердиться на ногах — и выпустило. В следующий миг он увидел рядом своего отца с монтировкой в руке: он наступал на козла, то угрожая монтировкой ему, то отмахиваясь ею от рассвирепевшего нетопыря.

Наконец козлу досталось по рогам. Взревев от боли, он бросился наутек и канул в парковых зарослях. Нетопырь без поддержки с земли струсил и немедленно убрался следом. И тут внезапно, словно его выключили, погасло красное небесное зарево, а в аллеях и на улице вспыхнули фонари.

Мирное ночное спокойствие воцарилось вокруг, и вполне можно было подумать, что все это был кошмар, все это привиделось, если бы Саша совершенно точно не знал: да, это был кошмар, но отнюдь не привидевшийся, а вполне реальный.

К несчастью…

— Сашка! — закричал отец, одной рукой продолжая сжимать монтировку, а другой стиснув его плечо. — Что творится? Что ты здесь делаешь? Ты же только что спал… я приходил посмотреть на тебя, но побоялся разбудить… Уехал, но на повороте оглянулся и увидел тебя с этими… и зарево… что это значит?!

Он говорил бессвязно, оглядываясь на парк, и, чувствовалось, не мог понять, померещилось ему случившееся или было наяву.

Но Сашу уже ничто не интересовало, никакие страхи не пугали. Вот счастье: отец его спас, держит его за плечо, беспокоится о нем… вернулся к нему!