Вернее, должно было продлиться, ибо сегодня телекомпания презентовала его самый первый выпуск. Вести его уже прибыл из столицы один из легендарных сотрудников программы «Взор» Владислав Матусевич. Программа гремела на весь Союз в эпоху перестройки, а потом незаметно увяла, и ее отцы разбрелись кто куда. Матусевич ездил по городам и весям, читал лекции, вел какие-то мастер-классы, поддаивал региональные бюджеты и вот, походя, договорился со «Сторонкой» о совместном проекте. Коммерческая сторона сделки не афишировалась. Я слышал, что этот гость берет дорого.

«Сторонка» занимала особое положение среди местных телеканалов. Учредила ее губернская администрация, а частотой на всякий непредвиденный случай владел очень близкий к «белому дому» олигарх Камышанский. Через всякие целевые программы денег туда вбухали, как в Асуанскую плотину. Все программы имели целью комплексное развитие телевещания в регионе, но по мере их реализации почему-то развивалась и росла, как на дрожжах, только «Сторонка».

Губернатор посетил «Сторонку» один раз, когда сам избирался повторно. Прибыл на эфир поздно вечером и, пока ждал в вестибюле, когда принесут ключи от гардероба, выдал историческую фразу: «Э-э, что это за «Сторонка» такая? Чья она? Мне всё говорят, говорят, а я ее ни разу не видел». Все, включая генерального директора, кинулись наперебой объяснять ему, что это самый верноподданный, самый правильный канал, где находят и будут находить самое полное, самое адекватное отражение любые аспекты губернаторской политики. «Дедушка» покивал, выступил, уехал и больше никогда на телекомпанию не приезжал.

Сейчас там полным ходом разворачивался второй за отчетные два года масштабный ремонт, и в комнате отдыха, позади кабинета Анфисы Дикторовны Сидоровой, генерального директора компании, монтировали джакузи взамен не оправдавшей себя душевой кабины.

До начала ток-шоу Матусевича оставалось чуть больше трех часов.

— Анна Игоревна, ерунда получится, — твердо сказал я. — Давайте повлияем вместе.

— На решение губернатора? — осведомилась Анна Игоревна.

— Без этого шоу вся наша политика рухнет?

— Нет, конечно. Но ты представляешь, какой скандал Анфиса закатит? И главное, шефа твоего уже озадачили.

— Интересно, почему он мне ничего не сказал? — спросил я.

Ответом стал звонок «вертушки».

— Алексей Николаевич, вас Виталий Иванович зовет, — с нескрываемым торжеством объявила Елена Вячеславовна.

Все заковыристые кроссворды и сканворды были, видимо, разгаданы, и она предвкушала удовольствие от нашего, парламентского шоу.

На подступах к первой приемной я чуть не врезался в журналистку Куропаткину из филиала главного федерального телеканала. По сравнению с каналом она была молода, но этим все ее достоинства исчерпывались. Была она троечницей-заочницей, едва-едва доучившейся на факультете словесности и взятой в «ящик» по чьей-то протекции. По характеру — конченая сука, готовая по всякому поводу и без повода орать и козырять названием фирмы. У нас в пресс-службе ее не воспринимали совершенно — как, впрочем, и в других аналогичных службах. Общаться с Куропаткиной не хотел никто. Налицо был классический случай полного несоответствия между личными амбициями и возможностями.

Куропаткина одной рукой поправляла прическу, а другой юбку и при виде меня почему-то нервно прикусила губу. Я сдержанно кивнул и, не дожидаясь маловероятного ответа, проследовал дальше. Елена в приемной, как ни странно, без слов сразу показала: путь свободен.

Виталий Иванович сидел в кресле без пиджака и барабанил пальцами по настольным часам из малахита.

— Вот скажи: ты ко мне на прием, что ли, попасть не можешь? — выдал он без приветствий и реверансов.

— Могу, когда пускают, — ответил я.

— А если можешь, то на хрена записки пишешь?! — рявкнул спикер, уже не сдерживаясь.

— Вы про вчерашнюю служебную записку, Виталий Иванович?

— Да! Про нее! Умные все стали, — продолжал заводиться Хрюшников, — записки пишете, молодежь учите. А прямые свои обязанности перестали выполнять! Мне тут творческих людей не надо, ясно?!

— Что случилось, Виталий Иванович? — участливо спросил я, при словах о творческих людях вспомнив почему-то Андрея Павловича Карлова.

Как и в случаях с тяжело больными людьми, на вопли спикера в таких случаях обращать внимание не рекомендовалось.

— А ничего не случилось! Думаешь, ты один тут за информационную политику радеешь?

— Думаю, что не один, — искренне сказал я.

— Думаешь, ты один про всех тут всё знаешь? — орал, как будто не слыша ответа, Хрюшников. — Хрен ты угадал! Про всех вас только я один знаю! Вы там еще договорить не успеваете, а я уже в курсе!

Я уже с интересом посмотрел на его круглую лысину, блестевшую под лампой.

— Ты что мне про Забегалова пишешь? — спикер помахал моей запиской. — Ты считаешь, я сам в этом деле не разберусь?

— Считаю, что обязан вас проинформировать и донести свое мнение о ситуации.

— Зачем мне твое мнение, если ты обстановку не контролируешь? Вот скажи, кто эту блядскую заметку написал, а?

— Если вы не против, Виталий Иванович, скажу завтра. Я пока собираю необходимую информацию.

— Завтра… — спикер усмехнулся. — А если надо сегодня?

Я решил промолчать.

— Записку свою забери, — спикер бросил ее через стол. — Я не дурак, чтобы шашкой махать из-за Валентина Юрьевича. Знаю лучше тебя, кому он раньше служил и на кого сейчас работает. Не волнуйся! За всё это собрание я отвечаю.

Наступила тишина, после громких криков резавшая слух.

— Виталий Иванович, — сказал я, — надо что-то решать с этим эфиром на «Сторонке». Предлагаю вам под любым предлогом не ходить. Пошлите кого-то из депутатов. Алину Вениаминовну хотя бы.

— Толкушка она, твоя Алина, — от души высказался спикер.

— Эфир первый, никто этой программы еще в глаза не видел. Могут быть проблемы, — не унимался я.

— Проблемы будут, если я не пойду, — ответил Хрюшников и в первый раз за время разговора вздохнул.

За окном сделалось по-ноябрьски темным-темно. Спикер отчалил только что, запихнув под мышку пухлую папку со справками, которые подготовили и принесли ему загнанные экономисты. «В машине посмотрю», — на ходу бросил он. Его предупредили, что на телекомпанию надо прибыть заранее, дабы гримеры и режиссеры успели сделать свою работу. От моих услуг и, вообще, от любых сопровождающих Виталий Иванович отмахнулся и даже депутатский значок оставил в ящике стола. Был он по-прежнему на взводе. По опыту своему я знал, что нарастающее раздражение Хрюшникова может в любую секунду прорваться наружу.

Я сам чувствовал себя каким-то выпотрошенным. Время звонить «Бонду» еще не пришло, и оставалось только ждать. Запиликавший в кармане мобильник заставил дернуться.

— Алексей Николаевич, я вас жду, — пропела трубка.

— Кто это?

— Это Яна. Вы про меня забыли?

Вчерашний разговор действительно вылетел у меня из головы.

— Нет, Яночка, не забыл. Просто забот сегодня прибавилось.

— Вы до сих пор на работе? — спросила Яна.

— Где же еще?

— Наша встреча не отменяется?

— Не