Кекс доктора Ламсона

— Я посмотрела в словаре, что значит «тонтина», — сказала Люси.

<…>

— Да, я так и предполагала, — отозвалась ровным голосом мисс Марпл.

Люси медленно процитировала на память:

— «1653, по имени итальянского банкира Лоренцо Тонти, — форма ренты с общим фондом, при которой доли умерших участников фонда прибавляются к долям тех, кто их пережил».

<…>

— Так составить завещание, чтобы все досталось тому, кто переживет всех остальных[27].

Агата Кристи. В 4:50 с вокзала Паддингтон (1957)

В XIX веке один человек устроил серию убийств прямо как в детективе Агаты Кристи: он пробивал себе путь к наследству по трупам родственников со стороны жены. Это был доктор Джордж Ламсон. Родился он в Нью-Йорке в 1852 году в семье священника Уильяма Ламсона. Когда Джордж был еще ребенком, семья решила переселиться в Англию. Юный Ламсон всегда проявлял незаурядные способности и в восемнадцать лет поступил на медицинский факультет престижного Эдинбургского университета. Окончив университет, Ламсон стал армейским хирургом и принимал участие в различных войнах, которые тогда раздирали Восточную Европу и Балканы. За восемь лет службы молодой доктор, видимо, проявил себя очень хорошо: первой его наградой стал орден Почетного легиона за Франко-прусскую войну. В Англию Ламсон вернулся с целой коробкой медалей, а еще — с тайной зависимостью от опиатов.

В 1878 году на маленьком острове Уайт у южного побережья Британии, который так любила королева Виктория, сыграли свадьбу: доктор Ламсон женился на валлийской девушке по имени Кейт Джордж Джон. Двадцатипятилетняя Кейт была дочерью богатого торговца льняным полотном и, поскольку ее отца на тот момент уже не было в живых, после замужества могла претендовать на долю родительского состояния. По викторианским законам, хозяином наследства автоматически становился и ее супруг. У Кейт было двое братьев и сестра, которые также получали равные доли наследства. Сестра вышла замуж и получила свое годом ранее, а мальчики, Хьюберт и Перси, пока не достигли совершеннолетия, и за них средствами распоряжались попечители. По распространенному тогда принципу тонтины в случае смерти брата или сестры до заключения брака или достижения совершеннолетия — двадцати одного года — его или ее долю поровну распределяли между оставшимися наследниками.

В 1880 году Ламсон потратил часть доставшегося Кейт наследства и приобрел медицинскую практику в прибрежном Борнмуте. Недавние исследования, проведенные здешним университетом, показали, что городок притягивал наркоманов из высших слоев общества — им нравилось тихое место, где можно было потакать своим пагубным привычкам. Судя по записям аптеки, расположенной буквально в нескольких метрах от дома Ламсонов, там регулярно продавали постояльцам гостиницы морфий. Поначалу доктору удавалось скрывать свою зависимость. Он стал уважаемым членом общества и, благодаря своему достойному армейскому прошлому, даже вступил в Первый добровольческий артиллерийский отряд Борнмута и Хэмпшира. Несмотря на успешную профессиональную деятельность, наркомания постепенно истощала активы Ламсона и, вкупе с желанием жить на широкую ногу, привела к огромным долгам. Своему домовладельцу доктор задолжал за аренду жилья сорок фунтов стерлингов (почти пять тысяч фунтов или около семи тысяч долларов по сегодняшним меркам), а ведь это был лишь один из многих его кредиторов. Чтобы купить дозу, Ламсон заложил свои часы и медицинские инструменты, он пытался занимать деньги у знакомых, пробовал получить наличные по чекам. В конце концов местный банк просто перестал признавать его чеки, оставив носильщиков, бухгалтеров, виноторговцев и даже незнакомых с доктором людей ни с чем. Отчаянно нуждаясь в средствах и утопая в морфиновой зависимости, Ламсон начал подумывать о наследстве своих новых родственников. Ему было просто необходимо, чтобы оба его шурина умерли.

В июне 1879 года Ламсону, видимо, повезло в этом отношении. Хьюберт скоропостижно скончался, и его долю — примерно три тысячи фунтов стерлингов (около трехсот семидесяти тысяч фунтов или пятьсот восемнадцать тысяч долларов сегодня) — поровну разделили между оставшимися сестрами и братом. Второму шурину, Перси Малколму Джону, было девятнадцать лет. Он страдал от тяжелого искривления позвоночника, не мог самостоятельно ходить и был прикован к инвалидной коляске. Тем не менее верхняя часть его тела была в полном порядке, и вообще он был в довольно хорошем здравии. На родительские деньги он учился в школе в Бленем-хаусе в лондонском районе Уимблдон и опасно приблизился к двадцатиоднолетнему порогу, который позволял ему полностью избежать тонтины. С другой стороны, если бы Перси неожиданно умер, так и не дожив до наступления совершеннолетия, причитавшиеся ему три тысячи фунтов стерлингов (четыре тысячи долларов) распределили бы между сестрами, а значит, в руках Ламсона сразу оказалось бы полторы тысячи фунтов (сегодня это около ста восьмидесяти восьми тысяч фунтов или двести шестьдесят тысяч долларов). Поскольку этой суммы вполне хватило бы на расчеты с кредиторами, посетившая Ламсона мысль стала для Перси роковой.

Решив устранить единственное препятствие на пути к деньгам шурина, Ламсон сделал первый шаг — добыл правильный яд. Для этого он приобрел у одного лондонского фармацевта два грана (около ста тридцати миллиграммов) борца, заплатив за них чуть больше двенадцати фунтов стерлингов (сегодня это целых полторы тысячи фунтов или две тысячи семьдесят три доллара). К счастью для Ламсона, аптекарь, узнав, что перед ним врач, не стал задавать неудобных вопросов относительно предназначения покупки и предположил, что это просто обезболивающее для пациентов. Затем Ламсон написал Перси письмо, в котором сообщал, что вскоре собирается отправиться за рубеж и хочет встретиться перед отъездом.

Вечером третьего декабря 1881 года Ламсон прибыл в школу-интернат, где учился Перси. В столовой, ожидая, пока Перси поднимут по лестнице, он достал прихваченный с собой традиционный шотландский фруктовый кекс «данди» и начал его нарезать. К Ламсону и его шурину присоединился директор школы мистер Бедбрук. Он предложил запить десерт чаем или шерри, и Ламсон с радостью согласился пропустить стаканчик спиртного, отметив при этом, что всегда добавляет немного сахара, чтобы не опьянеть. Бедбруку это показалось странным, но, будучи любезным хозяином, он попросил экономку принести гостю сахара, чтобы подсластить напиток.

Во время беседы Ламсон затронул тему новейших желатиновых капсул, которые он недавно приобрел. Их можно наполнить всевозможными препаратами — идеальный вариант, чтобы давать горькие лекарства ученикам. Чтобы проиллюстрировать это, Ламсон вынул капсулу, насыпал в нее немного сахара, сложил две половинки и протянул капсулу Перси со словами: «Ты ведь хорошо принимаешь таблетки. Покажи мистеру Бедбруку, как легко ее проглотить»[28]. Как только юноша выполнил просьбу, Ламсон объявил, что опаздывает на поезд, и распрощался.

Когда Бедбрук провожал гостя, тот вскользь заметил, что ему, как врачу, очевидно — Перси долго не протянет. Это крайне удивило директора: ученик до сих пор