Лугаев взял цветы, прощупал проволоку. И вернул ей букетик.

— Ваши документы? — уже более дружелюбным голосомпопросил он.

Она достала паспорт, ветеранскую книжечку.

— Самойлова Лидия Андреевна, — прочел Лугаев. Ейбыло под восемьдесят. Она жила на Тверской, совсем рядом с Александровскимсадом. Он вернул документы.

— Подождите, — еще раз попросил капитан, —пусть они уйдут, и мы вас пропустим. Извините нас, пожалуйста, но у нас приказникого не пускать.

Женщина улыбнулась:

— Я подожду.

Капитану было неудобно перед этой пожилой женщиной, но, ксчастью, мэр и его делегация, возложив пышные букеты цветов, быстро ушли. Кактолько они удалились шагов на пятьдесят, Лугаев пропустил пожилую женщину кмогиле Неизвестного солдата. Она осторожно дошла до памятника, возложила цветы.Постояла около минуты, смахнула слезу. Затем повернулась и медленно побрелаобратно. Проходя мимо Лугаева, поблагодарила его.

— Спасибо вам, товарищ капитан, — как будто он могвообще не пустить ее к этому монументу.

Лугаев отвернулся. Его жег стыд за то, что он заставилстарую женщину, ветерана войны, ждать, пока уйдут все эти политики. Нопропускать посторонних к делегации мэрии и вообще к любым делегациям он простоне имел права. Повернувшись, капитан проводил женщину долгим взглядом.Стрельнев, стоявший рядом, шумно вздохнул. У него дед погиб на Курской дуге, иотец, родившийся в сорок третьем, своего отца никогда не увидел.

На Большой Якиманке по утрам очень много машин. Как,впрочем, и повсюду в городе. В постоянно возникающих пробках водители в первуюочередь винили городские власти. Автомобильные заторы становились серьезнойпроблемой для столицы, хотя и имеющей немало широких проспектов, абсолютно, казалосьбы, не характерных для города с почти тысячелетней историей. Машин становилосьвсе больше и больше, а улицы не росли. К тому же сказывалась и плохаяорганизация транспортного движения в городе.

Ксения вышла из дома, как обычно, в половине девятого, чтобыдоехать на автобусе до гостиницы «Международная», где находился офис их фирмы.Автобус останавливался за углом. Она успела сделать всего пятнадцать илидвадцать шагов, когда ее неожиданно окликнули. Ксения обернулась, и в этотмомент проходивший мимо мужчина толкнул ее в сторону большого черного джипа.Или внедорожника, она плохо разбиралась в этих машинах. При толчке мужчинакольнул ее чем-то острым в правую ладонь. Она обернулась, чтобы крикнуть емучто-нибудь обидное, но тут почувствовала, что ее ноги цепляются одна за другую.Машинально сделав еще пару шагов к джипу, Ксения увидела, как открылась дверцамашины, а затем тот же самый мужчина втолкнул ее внутрь. Сопротивляться у нееуже не было сил…

Через минуту внедорожник «БМВ» свернул за угол. Еще черезчас машина была уже далеко от этого места, углубившись в лесной массив загородом. Ксению долго приводили в чувство, дважды делали ей уколы. Затем еще непришедшую в себя молодую женщину заставили писать записки. Но почерк былнеуверенным, буквы плясали, поэтому ее, казалось бесконечно, заставлялипереписывать. Эта пытка продолжалась минут тридцать. Ксении хотелось спать, онане понимала, зачем ей приходится рисовать эти ненужные буквы, расписываться накаждой бумажке. Ручка ее почти не слушалась, пальцы не повиновались. Одинмужчина из сидящих рядом даже ударил ее по лицу, но это было совсем не больно,только смешно. Наконец ее оставили в покое.

Машина еще долго куда-то ехала. Потом двое мужчин почему-токопали землю. Время от времени Ксения поднимала голову, но не могла понять, гденаходится и зачем сюда приехала. Страха не было. Хотя она не знала окружающихее людей, они казались ей милыми и миролюбивыми. Затем ее вытащили из машины.Было холодно и слякотно. Ее бросили на землю, вернее в яму, которую только чтовырыли. Ксения свернулась калачиком, пытаясь наконец уснуть. От холода онадрожала, но ей уже было все равно. Почувствовав, как на лицо упали комья земли,Ксения еще успела открыть глаза и улыбнуться. А потом стоящий над ней мужчинавытянул руку, и она ощутила тупые удары по телу. Это было не больно, но оченьнеприятно, словно он колотил по ней непонятной колотушкой. Четвертый выстрелмужчина сделал в голову. Перед глазами Ксении взорвался яркий шар, и больше онауже ничего не чувствовала.

Ее тело забросали землей, перемешанной с мокрым снегом, ямузамаскировали какими-то ветками и прошлогодней листвой. Перепачканные мужчинычертыхались, отряхивая себя от грязи. В город они возвращались в плохомнастроении. Об убитой никто из них даже не вспомнил.

В этот день Павел наконец решился на побег. С утра онрастирал затекшие руки, постарался промассировать ноги. Лампочка тускло светиланад ним, он уже научился по ночам ее отключать, осторожно поворачивая так,чтобы она не выпала из гнезда. Лампочка тоже входила в его расчет. Но он не могдаже предположить, что она подвешена таким образом, чтобы в течение всех этихдней он не мог заметить небольшую камеру, прикрепленную к верхнему кронштейну.Однако Дзевоньский в это утро обратил внимание на несколько необычнуюактивность пленника.

Гельван должен был приехать к трем часам дня. Они ужепослали первую записку матери Ксении, в которой несчастная молодая женщинапросила ее не искать. Между тем ежедневные поездки Карла за город моглипривлечь ненужное внимание. Поэтому на следующее утро они ждали новую гостью изБельгии. И, словно предчувствуя эти возможные изменения, Абрамов решился напобег именно в этот день. Он уже сумел выдрать из рубашки длинную нитку и ссамого утра прикрепил ее к лампочке, чтобы в нужный момент оставить своеготюремщика в полной тьме. Все было бы хорошо, если бы на его манипуляции необратил внимание Дзевоньский. Подозвав Гейтлера, он показал ему на экранмонитора:

— Кажется, наш друг собрался бежать.

— Пора уже, — пробормотал Гейтлер, — девятьдней прошли. Мы изучали психологию задержанных. Обычно проходит чуть большенедели, прежде чем они решаются на первые активные действия. Следующий пикпридется на конец месяца. Нужно сразу ему показать, что любая его попытка будетобречена на провал. Да, он уже созрел для того, чтобы сделать первый шаг ксвободе. К тому же его угнетает полная неизвестность, ведь Карл ему ничего неговорит.

— Что нам делать?

— Пошлите ему воду с легким наркотиком. И предупредитеГельвана, чтобы он был готов к активным действиям своего подопечного.

— Может, мне спуститься вниз вместе с Карлом?

— Нет. Это будет означать, что мы уже знаем о намеренииАбрамова сбежать. Не будем себя выдавать. Он ведь пока не подозревает, что мыза ним следим. Пусть и далее остается в неведении.

Они продолжили наблюдение за действиями журналиста. Абрамовприкрепил нитку к лампочке, подвел ее под правую руку. Было заметно, что онволнуется, проверяя пространство вокруг себя и отрабатывая будущий удар посвоему надзирателю.