Блюдя порядок, Андрон Кузьмич несколько раз наводил справки,не приставал ли новичок к покупателям и продавцам, не хватал ли с прилавкакуски. Ларёчники отводили глаза, но в ответах были единодушны: нет, никогда.Просил – да. Один раз урну перевернул, заметив, как в неё бросили недоеденныйпирожок. Но чтобы разбойничать – такого не замечали.

Собакин строго погрозил собаке пальцем. Кобель сновапосмотрел на него и даже неуверенно вильнул обрубком хвоста, но человек шёлмимо и не собирался лезть в карман за подачкой, и нечистопородный вернулся ксвоим раскопкам.

Андрон Кузьмич между тем миновал распахнутые ворота иостановился возле ларька с надписью «АПТЕКА».

– Как дела, Андрей Михайлович? – спросил онзаведующего, тощего и печального южанина с пышной копной вьющихся волос.Секунду для приличия помолчал и добавил: – Мне бы… это. По контрацептивнойчасти…

– Да разве это дела? Разве это торговля? – АндрейМихайлович, досконально знающий земную жизнь, порывисто поднялся и с удручённымвидом извлёк цветастую коробочку. На ней извивалась от страсти пышногрудаякрасотка, основным элементом одежды которой являлся расписной кивер. –Вот, рекомендую, «гусарские». Ароматизированные, лабрикатизированные… с левойрезьбой…

По российскому паспорту Андрей Михайлович звался Абрамом Менделевичем.Собакин, однако, вырос в те времена, когда назвать еврея его еврейским именемсчиталось как бы даже не очень пристойным. Куда приличнее было принижатьязыковые способности собственной нации, притворяясь, будто русскому человеку,ну хоть тресни, не выговорить иноплеменное имя. Вот и звучал в устахучасткового неизменный «Андрей Михайлович». Принимаемый, что характерно, безвозражений. Аптекарь тоже не первый день жил на свете и понимал, что Собакинпопросту старался быть вежливым.

– Рахмат, – с чувством отозвался Андрон Кузьмич. Иубрал коробочку на грудь, в маленький кармашек, где у него обычно хранилосьудостоверение.

Помолчал, зыркнул из-под бровей по сторонам и начал степеннооткланиваться:

– Вы, Андрей Михайлович, если это… того… не все у нас порой…то мы завсегда… в незримый бой.

И двинулся дальше, довольный собственным остроумием.

А погода между тем окончательно испортилась. С неба повалилимокрые густые хлопья, и покупатели, рысью сновавшие от ларька к ларьку, перешлина короткие спринтерские перебежки. Обнаружив, что с козырька аптечной точкиему всё-таки накапало за шиворот, Собакин оглянулся на обгорелый, с темнымипровалами окон фасад с такой ненавистью, словно именно «Гипертех» был во всёмвиноват. Секретный объект, едрёна мать! Прапора ГБ на входе, наверняка сколькоэтажей наверх, столько и вниз, старшего участкового на порог даже не пускали!Вот и довыпендривались. Поделом…

На самом деле его гнев, как и многое в этой жизни,объяснялся причинами экономическими. «Эх, мать вашу…» Майор подошёл к давноотодвинутому в сторонку, крашенному а-ля трактор «Кировец» ларьку, потрогалржавый, уныло скрипнувший замок.

– Ну здорово, кормилец… Поилец…

Это были далеко не пустые слова. В счастливые, безвозвратноулетевшие времена майорская дама сердца торговала здесь пивом. Ах, каким пивом!И как внезапно оборвалось счастье. Пиво, сколько его было, скисло однажды всёцеликом и полностью, без предупреждения. Случились, такую мать, необратимыеизменения в химическом составе. Чтобы расплатиться, пришлось продать любимогокровного «жигуля». А вот киоск не загнать. Нестандартный. На однойпогрузке-перевозке разоришься…

Майор похлопал невезучую собственность по жёлтому боку и всердцах грохнул кулаком в дверь соседнего ларька, ликёро-водочного.

– Открывайте, милиция!

Собакина здесь знали хорошо. Пузатенький усатый мужичок, онже продавец и он же хозяин, без лишних разговоров вытащил стакан.

– Седай, Кузьмин. Примешь? Погода-то шепчет.

Его щекастое, с тройными брылями лицо было нежно-розовым,как это бывает у запойно пьющих людей.

– Не, Жорик. Мне бы того. С собой. – В ларькестоял дивный запах сала и маринованного чеснока, и старший участковый проглотилслюну. Жорик не спешил убирать стакан, и Собакин пояснил: – В гости собираюсь.По бабам.

Лихо подмигнул и развёл руки, обозначая роскошные габаритыизбранницы.

– Дело хорошее, одобрил щекастый и снял со стеллажабутылку. – Вот, рекомендую, ликёр «Кавалерийский», с женьшенем. Мужикиговорили, очень способствует…

Тут он мог быть спокоен. Женьшень, пресловутая «Виагра» ипрочие «способствующие» в любовных успехах снадобья Андрону Кузьмичу пока ещёотнюдь не требовались. И без них был молодец хоть куда. Усмехнувшись, Собакинвзял презент… и непроизвольно содрогнулся. На этикетке призывно извиваласьдавешняя красотка в кивере, ну точно спрыгнувшая с упаковки тех самых… с левойрезьбой…

– Рахмат. – Слегка помрачнев, майор спрятал ликёрв один из необъятных карманов и снова окунулся в промозглый полумрак непогоды,якобы весенней. «Теперь – букет…»

А вот с букетом случился облом. Тем более обидный, чтоАндрон Кузьмич подобной пакости ожидал всего менее. Новенькаяпродавщица-цветочница оказалась редкостной стервой. Напрасно Собакин ейделикатно намекал сперва на санэпидстанцию, потом на налоговую полицию и вконце концов – на пожарного инспектора, всему рынку известного придирчивостью инеподкупностью. Ничто не помогло! Действительно Поганка, лучше прозвища непридумаешь. Это ж надо – разговаривает нагло, грозит (Его! Собакина!..)познакомить с прокурором по надзору. И вообще сулит если не по судам затаскать,так кляузу накатать в ГУВД уже точно… Ох, мать её за ногу. Пришлось-такизатаить злобу и ретироваться.

«Ну, сука, я тебе устрою…» Не совсем ещё ясно представляя,какой конкретно уют он устроит строптивой торговке, Собакин пересёк бывшуюфутбольную площадку, сплошь в жёлтых пятнах человеческой и собачьей мочи, ивошёл в мрачное, напоминающее острог здание. Здесь, на первом этаже общежития,и находился рабочий кабинет майора – местный пост охраны правопорядка. «Я тебеустрою, сука, лютики-цветочки!» Зло бренча вытащенными из кармана ключами,Собакин приблизился к двери, и настроение у него испортилось окончательно. О,Господи, каждый Божий день одно и то же! На двери поста безопасности был меломизображён сам Собакин в виде непотребного кривоногого двортерьера. Спреувеличенными признаками пола. И, видимо, для ясности рядом значилоськрупными печатными буквами: ЕДУЧИЙ МАЙОР КАБСДОХОВ.

«Ах, сволочи… давненько у вас паспортный режим никто непроверял…» Свирепея, Собакин щёлкнул тугим замком, вытер похабщину загодянамоченной губкой и принялся готовиться к службе. Разделся, подключил телефон(а хоть и не подключай его, один чёрт – аппарат хоть и звонил иногда, но втрубке ничего не было слышно), поставил на электроплитку чайник и, со вздохомопустившись в старое продавленное кресло, глянул на часы. До свидания с дамойсердца оставалась ещё целая вечность.