И от этого почему-то было немного грустно.

Лифт приехал без приключений, я зашла и почувствовала запах «Dior Homme». Мне ведь не почудилось? Мой загадочный сосед был здесь недавно, может быть, даже предыдущим пассажиром, и сейчас лифт спустился ко мне с одиннадцатого этажа.

Мне уже не нужен был сам Ярослав, чтобы почувствовать, как начинают гореть губы, как ускоряется дыхание. Вчерашний вечер запустил во мне генератор фантазии, которому требовалось совсем немного, чтобы привести себя в действие.

Раньше я думала что ситуация, когда женщина представляет другого мужчину во время секса, бывает только в анекдотах и плохих фильмах. Зачем так делать, если можно развестись? Зачем, если можно не заниматься сексом с тем, кого не хочешь? Зачем, зачем, как это вообще возможно технически?!

Наверняка ведь представляют таких, которые на любимых мужей совсем не похожи. Воображать твердый, как стиральная доска, плоский живот Криса Хеймсворта, когда по тебе елозит мягкое уютное пузико законного мужа, – это какой же надо мощный мозг иметь!

Но вчера я полностью выпала из реальности, только вдохнув запах духов. И тридцать две секунды поездки в лифте теперь наполнены для меня чем-то жарким, странным и чувственным. Я знала каждый звук, который издает лифт по пути наверх, но теперь на них наложен саундтрек из вздохов, полустонов и тяжелого дыхания.

Всего за тридцать две секунды в лифте я из умиротворенной разумной Евы, готовой к семейному вечеру и восстановлению отношений с Олегом, превратилась во взвинченную нервную Еву, которая входит в квартиру как на поле боя.

Олег сразу же появился, чтобы включить свет, забрать сумку и поцеловать, но это совсем не успокоило и не обрадовало меня. Его губы пахли кетчупом, и целовался он как-то жадно и бестолково, так что я отступила, дыша в сторону, потому что мне казалось, что сейчас меня стошнит.

– Ева? – обеспокоенно спросил он.

Мне стало немного легче, и я наклонилась, чтобы расстегнуть сапоги. Олег поддерживал меня под руку, прижимая к себе, чтобы не упала, но я раздраженно вырвалась.

– Не надо!

– Что такое? – Он посмотрел мне в глаза. – На работе что-то?

Олег провел ладонью по моим волосам, снова потянулся, чтобы поцеловать, и тошнота накатила так резко, что мне пришлось его оттолкнуть.

– Ева!

Я смотрела на этого мужчину и понимала – вот и все.

Не вчера ночью, не в лесу, не в тот день, когда мы орали так, что слышал Яр, и даже не после первой, самой тяжелой ссоры, когда в мой день рождения он уехал на всю ночь гулять с друзьями, оправдываясь тем, что праздновать я собиралась не в тот день, а в выходные… Сейчас, когда шлейф запаха одного мужчины превращает меня в мартовскую кошку, а прикосновение другого вызывает тошноту.

– Уходи.

Мне кажется, никогда в жизни я не произносила ничего тяжелее, чем это слово. Каждая буква – как первый звук, прозвучавший на земле. Или последний.

– Ева?.. – У Олега стало такое растерянное лицо, что у меня перехватило горло. – Куда?

– Не знаю… Уезжай.

Он сделал шаг ко мне, я уперлась лопатками в дверь.

– Совсем?!

Олег вдруг стал похож на британского вислоухого кота с огромными изумленными глазами. «Как – на улицу? Почему? Я ведь только привык, что у меня есть дом и не надо вылизывать прокисшее молоко, впитавшееся в размокший картон у мага– зина».

Мне было невыносимо жаль его, но вряд ли он страдал сильнее, чем я, в этот миг, поэтому я не могла остановиться. Надо пройти этот путь до конца!

Так и не сняв чертовы сапоги, я прошла в комнату, подпрыгнула, открыла дверцы антресолей и вытащила оттуда сложенные коробки, которые годами хранились «на всякий случай».

Вот и он, случай. Всякий.

– Пожалуйста, – попросила я, бросая их на пол. – Как можно скорее.

– Прямо сейчас? Ева, давай поговорим нормально! – Олег попытался меня обнять, но я вывернулась и ушла обратно в коридор, просто потому что физически не могла быть с ним рядом. Та емкость, куда раньше лилась его любовь, теперь была заполнена каким-то физиологическим отторжением.

– Ева! Куда я поеду в час ночи? Не дури! – Олег шел за мной как привязанный, и я отступила на кухню, к окну, стараясь, чтобы между нами оставался стол. Не хотела, чтобы он прикасался ко мне, неужели он не понял?

– Хорошо! – наконец сдалась я. – Можно завтра утром, пока меня не будет.

– Я спать хотел ложиться уже. И ты тоже давай, завтра поговорим нормально.

Кажется, мои слова его успокоили. А зря! Я больше не шучу.

– На кухне останусь.

– Ева!

– Олег, перестань, пожалуйста. Я все решила.

– Но почему, Ева? – Он повысил голос, и я непроизвольно подняла глаза к потолку. Вторая серия разборок Яру точно не понравится.

– Не кричи. Я просто тебя больше не люблю.

Олег попытался обойти стол, но я выставила вперед ладони. Он замер.

– Ты что, серьезно?!

– Не, блин, репетирую сценку к капустнику! – сорвалась я. – Отвали, ради бога уже, ну что я непонятно сказала!

– Все понятно, – холодно отозвался Олег и ушел в спальню, грохнув дверью.

Я медленно опустилась на кухонный диван и начала все-таки снимать сапоги. Надо бы и пальто… Но меня била дрожь.

Холодно.

Почему-то очень холодно.

Я легла, уткнувшись лбом в пропитанную кухонными запахами обивку дивана, и заплакала – вроде бы несильно, совсем чуть-чуть, но слезы почему-то были очень горячие и обжигали уголки глаз.

Я ушла на работу, когда Олег еще спал.

За ночь мышцы так затекли, что вставать было больно. Лицо опухло, в глаза будто насыпали песка. Кое-как умывшись и налепив патчи от отеков, я плюнула на бюджет и вызвала такси, чтобы доехать на работу.

Сил бороться еще и с окружающей реальностью не было никаких. К счастью, Сергей Андреевич все еще находился в отъезде, так что я просидела весь рабочий день с отсутствующим видом, и даже самые несносные коллеги оставили меня в покое.

Олег прислал одну СМС: «Ты не передумала?»

Я ответила: «Нет», – на этом разговор закончился.

Вечером я вернулась в пустую квартиру. В прихожей как-то сразу стало пусто и гулко, в комнате стояла непривычная тишина без шума его компьютера, а в спальне остались открытыми дверцы шкафа.

На этом – все.

Я свернулась калачиком на нашей кровати и долго плакала. Не хотелось ни есть, ни спать. Внутри была такая же гулкая пустота, что и в квартире. Я ни секунды не жалела о том, что Олег уехал, но одиночество заполняло то место, где раньше была любовь, а потом отвращение. Оно было белым и плотным, как жирные сливки, и укутывало, как снег – поля пшеницы.