Раньше я могла в понедельник утром выскочить из дома ненакрашенной и без укладки. Скажите спасибо, что юбку надела, для начала рабочей недели и это подвиг! Конечно, потом, уже отметившись на проходной, я пряталась в туалете и быстренько причесывалась и красила губы, чтобы Сергей Андреевич не придирался.

Но даже клиенты по понедельникам фланировали по коридорам, словно снулые рыбы, и совершенно не интересовались количеством косметики на лице офис-менеджера.

Дожевывать бутерброд в лифте, рыться в сумке, вываливая все на парапет у подъезда в поисках проездного, выкидывать по пути коробки от пиццы, которые не помещаются в мусоропровод, – это я могу, умею и практикую регулярно!

То есть практиковала. Потому что те времена прошли.

Я провела сорок минут в ванной, потому что стрелка на левом глазу была недостаточно похожа на стрелку на правом. Нашла забытый мусс для волос и сделала ту идеальную укладку, которую моя прическа видела раз в жизни – в день стрижки.

Духи! У меня тоже есть духи. Герленовский базилик с мандарином – это изысканно, оригинально, ярко.

Запоминается.

Тут главное, спускаясь на лифте и ведя пальцем по кнопкам, не думать, кому я хочу запомниться своим мандарином и базиликом.

Я выскочила из подъезда, хорошенько оттянув тугую пружину двери, посчитала до трех, прежде чем она захлопнулась, и успела ступить на тротуар.

И-и-и-и-и… поняла, что прямо сейчас придумала себе новый ритуал.

Количество бесконтрольных переменных в моей жизни явно зашкаливало.

На левый эскалатор очередь была длиннее, но я терпеливо переминалась в общем ритме, воспринимая это как плату за свою дурость. Потом – пристально смотрела под ноги, пока летела по переходу и радовалась, если удавалось не наступить на стыки между плитками. И даже перепрыгнула три колодца – обойти их в толпе было просто невозможно.

Я оттарабанила свою литанию закупок до входа под эстакаду и едва успела отдернуть руку от кнопок в рабочем лифте. Два новых ритуала за день было бы чересчур. Делала независимый вид, пока ждала, чтобы в туалете освободилась именно дальняя кабинка. Не раз почувствовала, что окружающие смотрят на меня как на придурочную из-за этого всего.

Все равно. Моя жизнь и без вас разваливается, и мне пофиг, что вы думаете о моих попытках удержать шатающийся домик из зубочисток.

Сергей Андреевич укатил на какую-то конференцию, и слава богу. Только его мне сегодня не хватало!

Вернулся из ремонта принтер раздора. Бухгалтерия намекнула, что я могла бы уже купить шоколадок про запас, если так усиленно трачу их антистрессовый фонд. Под конец дня доставили новые эргономичные кресла, причем нужного цвета, и даже разгрузили во дворе под навесом, а хозчасть без возражений в полном составе пришла таскать их в офис!

Я стояла под мелкой противной моросью во дворе и не верила своим глазам. Когда все складывается как надо, это очень подозрительно.

Даже подозрительнее, чем когда все разваливается на фиг.

Вечером, как обычно разгребая офисный холодильник, я наткнулась на чей-то десерт «Эрба». Это был мой момент «мементо мори».

Я помнила об этом. Поэтому по пути до метро была исключительно осторожна и вошла в психологический центр, где работала два раза в неделю, идеальной отличницей обсессивного невроза. Впрочем, говорят, здоровых нет, а среди психологов процент ненормальных даже выше, чем в среднем.

Уж я-то знаю – недаром ведь окончила факультет психологии!

Туда я пошла по той же причине, что и многие из моих однокурсников: хотелось разобраться, что со мной не так. Если бы у мамы было время обратить на меня внимание, она бы удивилась, что я сменила институт, где собиралась учиться, меньше чем за год до поступления и вместо юрфака выбрала психфак.

Мы все почему-то думали, что там нам помогут – дадут набор инструментов для фигурного вырезания по мозгу и мы сами себе аккуратно уберем из головы то, что мешает нам быть счастливыми. Но с каждым годом мы все отчетливее понимали, что это работает не так, что мы не хирурги.

Ведь хирург, как тот знаменитый врач-полярник, сам себе может вырезать аппендицит с помощью скальпеля, зеркала и такой-то матери, а мы – нет. Потому что мы и есть зеркало, а не скальпель и не рука, держащая его.

Быть самому себе зеркалом невозможно.

Пять лет обучения – сессий, зачетов, курсовых, ненавистной математики, утреннего поганого кофе, корявых стульев, от которых рвутся колготки, холодных аудиторий и незапирающихся туалетов – все ради того, чтобы, получив диплом, убрать его на нижнюю полку шкафа, потому что паника при виде леса, страх отношений и тогда еще очень маленький набор ритуалов почему-то не исчезли в день выпуска.

Работать психологом с таким выводком тараканов в голове мне не позволяла совесть. Мама сказала: «Вот секретарь – надежная профессия». Я выучилась делопроизводству и пошла в секретари.

После трех собеседований, последнее из которых закончилось шлепком по заднице от будущего работодателя, я передумала и стала офис-менеджером, потому что на этой должности не надо оставаться с начальником в закрытом помещении, невозможно никому навредить и способна справиться даже обезьянка.

Но меня все равно тянуло в покинутую профессию.

Однажды я проходила мимо социального центра и была буквально поймана за рукав: «У нас бесплатные консультации практикующих терапевтов!» Я побывала всего на двух, где мне рассказали, что еще недостаточно сошла с ума, а потом зацепилась взглядом за объявление – искали человека с психологическим образованием для обработки компьютерных тестов. Как мне сказали потом коллеги, они думали, что в целом мире не существует человека, который подошел бы на эту должность. Это же социальный центр: работа бесплатная, нудная, требует профильного образования, но общения и отдачи от сессий с живыми людьми нет.

– Что ж, – задумчиво сказала Лида, куратор психологического направления, подписывая мое заявление о приеме, – теперь я точно знаю, как отвечать женщинам на жалобы, будто не существует мужчины, который сочетал бы все качества из списка для идеала. Мы же нашли!

Всего два раза в неделю я возвращаюсь домой с легким сердцем, будто само присутствие в социальном центре уже лечит. Там есть цветы, картины с лазурным морем, играет музыка и всегда можно выпить чаю в комнате отдыха. Осенью мы приносим апельсины и лимоны – их запах снижает стресс. Зимой под старенькой елкой с советскими еще игрушками не переводятся мандариновые корки. Кошка, официально живущая во дворе, а на самом деле, конечно, в центре, ходит с недовольной мордой, но на елку не покушается.

Там я счастлива – и все же жалею, что я не настоящий психолог.

В полночь во дворе уже никого не было, даже собачников. Только фонари освещали блестящий черный «Лендровер» с прилипшими к капоту листьями. В темноте он смотрелся угрожающе. Я на всякий случай – интересно, какой?! – запомнила его номер, и поэтому точно знала, что Ярослав уже дома и можно не опасаться встретиться с ним в подъезде.