Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это приводит к множеству печальных последствий. Согласно расчетам Британского конгресса тред-юнионов, рост нестабильной занятости (иными словами, работы при отсутствии гарантированного количества рабочих часов и гарантий соблюдения базовых трудовых прав) ежегодно обходится британской казне примерно в 4 млрд фунтов в виде недополученного подоходного налога и взносов в систему социального страхования. Добавим к этому многомиллиардные затраты на поддержание системы налоговых зачетов, которую Гордон Браун некогда ввел, чтобы вытащить людей из нищеты, а некоторые недобросовестные наниматели поспешили использовать для того, чтобы меньше платить работникам. Наконец, государство несет расходы на социальную поддержку беднейших слоев населения, которые действительно отчаянно нуждаются.
Но наиболее высокую цену приходится платить самим людям. Бедняки живут меньше, чем их более богатые соседи, и больше болеют. Они чаще становятся жертвами насильственных преступлений. Исследования показывают, что вероятность развития психических расстройств у бедных людей вдвое выше, чем у обеспеченных. Даже если вы настолько черствы, что рассматриваете людей как обычный ресурс, вы не сможете не согласиться с тем, что этот ресурс расходуется крайне расточительно.
В последние годы в Великобритании растет не только бедность, вызванная низкими зарплатами, но и социальное неравенство. Между двумя этими явлениями наблюдается явная связь. Из-за слишком низких доходов страдают и отдельные люди, и общество в целом – и то же самое можно сказать о растущем разрыве между богатыми и бедными.
Конечно, неравенство в распределении богатств существует уже на протяжении многих столетий – и даже тысячелетий. В Великобритании в годы Первой мировой войны его уровень снизился в результате введения высоких налогов для богатых и обеспечения полной занятости. Накануне Второй мировой войны этот разрыв снова увеличился, после чего опять сократился. В 1979 году на долю 10 % самых обеспеченных британцев приходилось чуть больше 20 % общих доходов населения страны, тогда как на долю 10 % беднейших – около 4 % доходов. С тех пор разрыв значительно вырос. В 2010 году богатейшие 10 % населения Великобритании располагали более чем 30 % общих доходов (это вдвое больше, чем у следующих десяти процентов), а на долю 10 % беднейших приходился примерно 1 % доходов. По данным Института фискальных исследований, сегодня более половины личных богатств в стране принадлежит всего 10 % домохозяйств. Люди, которые не могут позволить себе покупку жилья, зачастую не только не располагают никакими сбережениями, но и вынуждены постоянно выплачивать большие долги по кредитам, поскольку пенсии и пособия не покрывают их жизненных потребностей.
Я считаю, что определенный уровень неравенства может служить хорошим стимулом для человека, если он видит, как его усердный труд приносит прямое вознаграждение. Поэтому я согласен с профессором Бранко Милановичем из Городского университета Нью-Йорка, который выделяет разные типы неравенства: «те, что способствуют экономическому росту (например, неравенство, связанное с разным объемом затраченных усилий), и те, что ему не способствуют (например, неравенство, вызванное гендерной или расовой дискриминацией или разницей в благосостоянии родителей)». Впрочем, рассуждая о «затраченных усилиях», мы не должны забывать, что не все обладают равными возможностями, – иначе самыми богатыми людьми были бы матери, которые работают днями напролет и без всяких выходных. Проблема, на мой взгляд, возникает тогда, когда на одном конце экономического спектра накопление богатства идет все быстрее (богатство порождает само себя, например за счет роста цен на недвижимость или благодаря доходам от ранее сделанных инвестиций), а на другом постоянно самовоспроизводится бедность. «Приливная волна поднимает все корабли», – заметил однажды Джон Кеннеди. Но сегодня это явно не так.
С чисто экономической точки зрения для бизнеса одинаково вредны обе крайности. Те, кто прозябает на дне, не могут спокойно тратить деньги, поддерживая потребительскую экономику; те, кто вознесся на вершину, не успевают потратить свой капитал и зачастую просто складируют его где-нибудь на Каймановых Островах.
Но неравенство оборачивается и еще более тяжелыми последствиями. Как показали Ричард Уилкинсон и Кейт Пикетт в книге «Уровень духа» (The Spirit Level), в условиях неравенства разрушаются социальные связи, сокращается продолжительность жизни, повышается заболеваемость, учащаются случаи подростковой беременности, растет количество преступлений, в том числе насильственных, распространяются ожирение и опасные зависимости. Возможно, неравенство не всегда становится абсолютным злом для всего общества, и картина не выглядит такой черно-белой, какой ее рисуют Уилкинсон и Пикетт, но применительно к некоторым явлениям (например, младенческой смертности) их аргументы, по-видимому, справедливы (в Великобритании, где уровень неравенства высок, показатели младенческой смертности в богатых семьях выше, чем в самых бедных семьях Швеции, для которой характерно более равномерное распределение богатств). Но если обратиться к другим аспектам, например уровню грамотности, то мы увидим, что дети из богатых семей, как правило, более успешны в учебе, и этот показатель не зависит от уровня неравенства в обществе. При этом не подлежит сомнению тот факт, что неравенство усугубляет социальные проблемы и ухудшает жизнь людей. Недавние события (и здравый смысл) указывают на то, что оно ведет и к политической нестабильности.
Итак, в пользу государственного регулирования уровня зарплат с целью его повышения есть убедительные социальные и экономические доводы; но как насчет контроля над компенсациями топ-менеджеров?
Поскольку большинство людей интересуется в основном тем, что касается их напрямую, в сытые времена мы склонны меньше беспокоиться о неравенстве доходов, поскольку есть шанс, что мы что-то от него выиграем. Но в трудные времена, к каким можно отнести последнее десятилетие, когда доходы у многих не растут, а порой и падают, проблема неравенства в оплате труда становится более острой.
Призывы не пересматривать высокие компенсации топ-менеджеров по существу мало чем отличаются от аргументов против государственного регулирования низких окладов: рынку виднее, он сам по справедливости вознаградит достойных. Если число талантливых топ-менеджеров и блестящих предпринимателей ограничено (а я полагаю, что так оно и есть), то из-за высокого спроса их рыночная стоимость неизбежно должна расти. Несомненно, толковый гендиректор и другие руководители высшего звена в огромной степени влияют на успех компании. Им и правда платят крупные суммы – но именно эти люди обеспечивают компании дополнительную прибыль и увеличивают ее рыночную стоимость.
В этом отношении все в порядке; с моей стороны было бы лицемерием утверждать обратное, поскольку я твердо убежден, что успешная работа должна вознаграждаться. Проблема заключается в другом. Как
