Шрифт:
Интервал:
Закладка:
VI
По возвращении в Красноярск работа в отделе продолжилась; как-то в КПИ на кафедре ТСП Колупаев беседовал со мной наедине, поинтересовался, чем я занимаюсь в Оргтехстрое, а затем объяснил, какая передо мной может раскрыться перспектива, если я не буду терять время даром, и займусь подготовкой диссертации; он сказал, что после защиты моё материальное положение будет устойчиво, а минимальная заработная плата в два раза выше (как показало время. Б.П. оказался прав на 100 и даже на 120 процентов). В Оргтехстрое при такой необременительной работе я не знал, какая будущность стояла при дверях, и теперь мне пришлось крепко задуматься ещё и вот почему: руководство треста притормозило нашу основную работу и стало посылать сотрудников, в т.ч. из нашего отдела в командировки в Ачинск для оказания помощи проектно-технологическому отделу треста «Ачинскалюминстрой». Хочу, чтобы не забыть, отметить один факт; однажды с нами поехал зам управляющего Константин Абрамович, молодой способный инженер, подвижный, спортивный, подтянутый с худощавым воинственным лицом; чёрные выразительные глаза его кидали быстрые, короткие взгляды, нижняя часть лица несколько выдавалась вперёд, обнаруживая пылкость страстной натуры, но он давно уже привык сдерживать эту пылкость. Получилось так, что меня и несколько сотрудников нашего отдела поселили в двухкомнатном номере гостиницы вместе с ним; когда мы зашли в номер, он в дневное время включил свет во всех комнатах, коридоре и пр., а на мой вопрос, зачем днём горят лампочки, я услышал: «Так ведь за всё заплачено»; странно, подумал я, человек вроде бы культурный, а такие у него замашки; воистину, человек воспроизводит себя в своих поступках.
Перспективы для меня в Оргтехстрое не было, поскольку стройка в Ачинске всё более требовала нашего участия, а служба на подхвате меня совершенно не устраивала; я подумал, что работа в строительном управлении, которую мне предлагал Абовский, никуда от меня не уйдёт и решил прислушаться к совету Колупаева, тем более, что уже несколько месяцев подрабатывал в институте, читая лекции по технологии и организации строительства для студентов; зав кафедрой обещал с октября оформить меня на должность и.о. доцента с повышением ставки почасовика и я понял, что кафедра очень заинтересована, чтобы я перешёл туда работать; Колупаев на листе бумаги чётко обозначил финансовую сторону и объяснил, что защитив диссертацию, мой оклад преподавателя составит 384 рубля, плюс 110 рублей даст совместительство от работы по хоздоговору, итого 494 рублей (при том, что оклад главного инженера СМУ составлял 300 рублей); однако это всё возможно лишь после защиты диссертации, а работа над ней займёт годы; после беседы с Колупаевым мне пришлось задуматься; с одной стороны, я больше всего хотел продолжить работу на строительстве, ведь я по натуре строитель, как говорится «до мозга костей» – это моя профессия, которую выбрал и полюбил, да и у меня имелся хороший десятилетний опыт работы, где я был «не последним дворником»; с другой стороны, надо было учесть следующее: 1. После пережившей трагедии в начале 1965 г. и далее в последующие четыре года у меня не было, как говорится честолюбивого настроя стать на ступеньку выше в строительном производстве, а работа в созданном на живую нитку слабом СУ-23 и уход из треста КАС, в определённой мере подавили желание стать руководителем производства; хотя, пересилив себя, я мог бы нормально работать, занимая должность главного инженера СМУ; но учитывая свой характер, работать каким-нибудь замом у посредственного начальника, но это не по мне; 2. В семье росло двое детей, причём восьмимесячный Саша был болезненным, а Кирилл только ходил в детский сад; и я, зная своё отношение к работе, понимал, что даже видеть детей дома после работы буду от силы час-полтора, а с сыновьями надо общаться; 3. Работая в Оргтехстрое, я время не терял, особенно после беседы с Колупаевым; поскольку путь на работу и с работы занимал около двух часов, я имел возможность в дороге, а также дома по вечерам, знакомиться с материалами Всесоюзного совещания по зимнему бетонированию, состоявшегося прошедшей зимой; изданные четыре тома этих материалов, которые я приобрёл тогда же (доклады ведущих учёных и статьи докторов и кандидатов наук), были теперь мною проштудированы; часть исследований мне понравилась и в тоже время я узнал, как много существует ещё нерешённых проблем; именно какая-то из них могла бы стать темой будущей диссертации, учитывая мой десятилетний опыт работы зимой в Красноярске и Братске; 4. Материальный стимул, обрисованный Колупаевым, не имел никакого значения, поскольку это была очень далёкая перспектива, но в КПИ реальная помощь в подработке имела значение, ведь мне нравилась преподавательская работа, небольшой опыт которой у меня уже был; 5. И наконец, я вспомнил, как мой мудрый дядя Давид, один из главных специалистов Минэнерго СССР, а в прошлом энергетик, прошедший войну, как-то в Москве сказал: «Может тебе хватит гайку сосать, работая на производстве, подумай»; да и, откровенно говоря, печальным для меня явилось также и то, что многое в Оргтехстрое приходилось делать вынужденно; со временем, наблюдая за сотрудниками, увидел, что попал в мир с его запахом довольно тусклым и цветом довольно грязным, странно-пошлый мир. Инженеры отдела (к сожалению, их было большинство), работающие над индивидуальными заданиями, объединились и общались в рабочее время со своим «лидером» Внуковым. Особой отдачи в работе от них не было, а Фролов смотрел на это сквозь пальцы. Внуков был очень маленьким, коротенький человечек с востреньким носиком, родился он где-то на юге; в нём действительно было что-то вострое, заносчивое: «Мала птичка, да ноготок востёр»; он был весь точно начинённый старыми анекдотами; бывало, что-то рассказывая, покрутит перед своим маленьким носиком длинными пальцами, как бы давая понять, что предстоит какой-то жульнический шахермахер. Работником был бестолковым, суетливым, но весёлым парнем, душа компании; ветрен и беспутен до крайности; главною его слабостью была страсть к прекрасному полу, к тому же, не был он (по его выражению) и врагом бутылки, любил хлебнуть лишнее.
Был ещё хромой инвалид в годах, при движении сильно припадал на ногу, как краб; у него было измождённое лицо, заросшее двухдневной щетиной; бросал нескромные взгляды на женщин, выражая дурные помыслы; в его взгляде было что-то тягостное для женщины, точно он раздевает её глазами; даже белки глаз у него были какие-то нечистые, а взгляд
