Советы Александры Федоровны касались не только кадровой политики. В ноябре 1915 г. она, ссылаясь на мнение Г.Е. Распутина, предложила императору выступить на открытии Думы, удивив тем самым депутатов. Вновь основываясь на точке зрения «друга» (Распутина) и вопреки позиции И.Л. Горемыкина, тогда же, в ноябре 1915 г., императрица высказывалась за скорейший созыв нижней палаты. Следуя советам жены, Николай 11 все же посетил Таврический дворец. Это произошло в день открытия сессии Думы 9 февраля 1916 г. В апреле 1916 г. императрица предложила сделать новый внутренний заем. Идея понравилась царю, и он предложил Александре Федоровне переговорить по этому поводу с премьером Б.В. Штюрмером или министром финансов П.Л. Барком.

Таким образом, и с переездом Николая II в Могилев Царское Село оставалось важнейшим политическим центром России. Уверенность императрицы в своем праве принимать решения государственного значения передавалась и ее ближайшему окружению. В итоге приказания Министерству внутренних дел раздавались не только Александрой Федоровной, но и близкой к ней А.А. Вырубовой.

И все же было бы чрезмерным упрощением сводить политическую историю России военных лет к семейной драме слабохарактерного царя и его крайне властной супруги. Во-первых, некоторые решения, которые принимались императором вопреки всеобщим ожиданиям, оказывались неожиданными и для императрицы. Так был назначен председателем Совета министров нелюбимый Александрой Федоровной А.Ф. Трепов, когда все в Ставке уже поздравляли с утверждением в этой должности И.К. Григоровича. В бюрократической среде такие решения называли «курбетами Николая II». Во-вторых, на императора могли влиять и другие лица из его ближнего круга, чья позиция могла не совпадать с мнением Александры Федоровны. Так, В.Н. Орлов, настоявший на увольнении обер-прокурора Св. Синода В.К. Саблера, предупредил протопресвитера военного и морского духовенства Г.И. Шавельского: «Должны мы были выехать от вас завтра или послезавтра, но теперь задержимся недели две». «Почему?», — недоумевал Шавельский. «К madame (императрице. — Ред.) нельзя скоро на глаза показаться. Вы думаете, она простит отставку Саблера?!» Новым же обер-прокурором был назначен А.Д. Самарин, к которому императрица не чувствовала никакого расположения.

В условиях деградации лишь начинавшего складываться публичного политического пространства, а также «размывания» прежней традиции законотворчества император и его семья становились объектом влияния различных кружков, групп интересов. Так, можно было пытаться воздействовать на Высочайшую чету через широко известного Г.Е. Распутина. По сведениям Г.И. Шавельского, «старец» чувствовал себя хозяином в императорских покоях до такой степени, что в любой момент мог войти в покои царских дочерей, даже когда они бывали раздетыми или же находились в постели. Против этого восстала фрейлина С.И. Тютчева, за что в итоге поплатилась своей должностью. Распутин стал центром притяжения чиновников разного уровня, общественных деятелей и в особенности архиереев. По сведениям В.Ф. Джунковского, за месяц, с 9 января по 9 февраля 1915 г., петроградскую квартиру Распутина посетили 53 человека из высших кругов (всего было 253 посещения), среди которых были генерал-адъютант Ранненкампф и супруга бывшего премьер-министра графиня М.И. Витте. Данная «статистика» неполна, так как Распутин в это время предпочитал проживать в Царском Селе. С ним часто и по многим вопросам советовался министр внутренних дел А.Д. Протопопов. А.Ф. Трепов при посредничестве А.А. Мосолова пытался добиться от Распутина отставки как раз этого министра. Впрочем, посетители у «старца» были самые разные. Сам Распутин описывал ситуацию так: «Поверите ли? С утра одолевают: одна просит достать место племяннику, другой просит помочь деньгами, третий сына устроить. А все больше хлопочут о местах. Ну, как я с кем познакомлюсь из больших лиц, так и даю к нему записки с просьбами устроить. И устраивают. Ко мне и министры с просьбами ходят, и помощники министров — думают, что я им помогу в министры пройти». Сестра императора, вел. кн. Ольга Александровна так характеризовала факт влияния Распутина на августейшую семью: «Это наше семейное горе, которому мы не в силах помочь». «Надо с государем решительно говорить, ваше высочество», — настаивал протопресвитер Г. Шавельский. «Мама говорила, ничего не помогает», — парировала великая княгиня. При этом сам император в письмах к жене выражал сомнения в способности «друга» давать дельные советы, просил не вмешивать «старца» в обсуждение государственных дел.

Распутин даже своим внешним видом, вызывающим поведением и, конечно же, происхождением привлекал внимание общественности. Но отнюдь не только он обладал рычагами влияния на императорскую фамилию. Это можно сказать и о кружке шталмейстера Н.Ф. Бурдукова, в который входили и чрезвычайно близкий к царю адмирал К.Д. Нилов, и флигель-адъютант Н.П. Саблин, лицо из близкого окружения императрицы. Распутин периодически приезжал к Бурдукову и, по словам А.Н. Хвостова, получал там подробные инструкции. Использовать Распутина пытались и в кружке Г.П. Сазонова. Кн. M. M. Андронников небескорыстно поддерживал тесные отношения с дворцовым комендантом В.Н. Воейковым. Авантюрист И.Ф. Манасевич-Мануйлов надеялся воспользоваться своими особыми отношениями с премьер-министром Б.В. Штюрмером. Все эти сведения, собранные Чрезвычайной следственной комиссией в 1917 г., с очевидностью подтверждают слова директора Департамента полиции Е.К. Климовича, что не было никакой системы закулисных влияний на императора. Это был хаос, в центре которого, по его мнению, совершенно случайно оказалась А.А. Вырубова.

Впрочем, в центре хаоса все же был сам император, который во многом его и создал. Царь не скрывал, что он фаталист, «плывший по течению» и не строивший планы на будущее. Николай II любил повторять слова Священного Писания: «Претерпевший же до конца спасется». И как-то он заметил министру иностранных дел С.Д. Сазонову: «Я, Сергей Дмитриевич, стараюсь ни над чем не задумываться и нахожу, что только так и можно править Россией. Иначе я давно был бы в гробу».

Ближайшее окружение царя в большинстве своем было глубоко аполитично и тоже предпочитало не задумываться о государственном положении России. Это была Свита императора. Ее составляли старый и во многом утративший способность адекватно реагировать на происходящее В.Б. Фредерике; лишенный определенных взглядов, путано изъяснявшийся и притом склонный к чрезмерному употреблению спиртного адмирал К.Д. Нилов; интересовавшийся исключительно парадами и церемониалом, а также собственными коммерческими предприятиями генерал В.Н. Воейков; гофмаршал князь В.А. Долгоруков, который был «слишком прост умом», чтобы на что-то влиять; командир конвоя гр. А.Н. Граббе, посвятивший свою жизнь самым разнообразным плотским удовольствиям; флигель-адъютант гр. Д.С. Шереметев, в общении с императором ни в коей мере не выходивший за пределы своих обязанностей и страстно увлекавшийся лишь рыбной ловлей; «бесцветный» генерал К.К. Максимович; близкий к распутинскому кругу капитан I ранга Н.П. Саблин. Сложно что-то определенное сказать о дарованиях вечно молчавшего начальника походной канцелярии К.А. Нарышкина и очень скромного и застенчивого полковника лейб-гвардии Кирасирского полка А.А. Мордвинова. В интеллектуальном отношении выделялся лишь профессор С.П. Федоров, но он следовал принципу «моя хата с краю». Именно эти лица постоянно окружали императора, с ними он беседовал по крайней мере несколько часов в день, при этом никогда не касаясь вопросов государственных. «Вы думаете, — утверждал в 1916 г. граф Граббе, — что нас слушают, с нами советуются, — ничего подобного! Говори за чаем или во время прогулки о чем хочешь, тебя будут слушать; а заговори о серьезном, государственном, государь тотчас отвернется или посмотрит в окно да скажет: а завтра погода будет лучше, проедем на прогулку подальше или что-нибудь подобное».