Уже в начале 1916 г. эсеры пришли к мысли о необходимости отказаться от бойкота Государственной думы и принять участие в выборах в следующую, V Думу, намечавшихся на осень 1917 г. С весны 1916 г. они начали готовиться к ним и даже наметили в качестве 13 кандидатов в депутаты Керенского, В.М. Зензинова, Святицкого, И. 3. Штейнберга и др., причем их неодинаковое отношение к войне в расчет не принималось. В избирательный блок должны были войти эсеры, энесы и трудовики, однако состояться этим выборам в 1917 г. было уже не суждено.

Февральскую революцию ПСР встретила даже в более тяжелом состоянии, чем РСДРП. Друг Керенского видный эсер В.М. Зензинов считал, что в 1917 г. «почти нигде не существовало организаций партии эсеров, все попытки в этом направлении пресекались в самом начале и серьезного характера не имели». Тем не менее подобные оценки вряд ли можно понимать буквально: не потеряли своего значения идеи ПСР, не исчезли шедшие за ней массы, а главное сохранились лучшие кадры партии. Она вела работу среди рабочих, студентов, солдат и матросов (Северная военная организация в Новгороде и Южная военная организация в Чернигове, а также военные группы в Кронштадте, Владивостоке, Пскове). С июля 1914 г. по февраль 1917 г. эсеры выпустили свыше 100 только выявленных историками антивоенных листовок, причем эти сведения явно неполны.

В годы войны наметилась и еще одна очень важная тенденция деятельности ПСР: были заложены основы реального организационно-политического союза и сотрудничества левых эсеров (в значительной мере это были эсерырабочие) с большевиками, зафиксированные в Туле, Сормове, Смоленске, Оренбурге, на Украине (Харьков, Екатеринослав, Одесса, Луганск), в Сибири (Томск, Иркутск, Красноярск), причем этот список может быть расширен. В полной мере сотрудничество большевиков с левыми эсерами получило развитие в 1917 и особенно в 1918 г., когда эти две партии вместе шли сначала на октябрьский переворот, а потом активно работали в советском правительстве. Но и то, чего они достигли уже в 1915 г. и особенно в 1916 г., тоже сбрасывать со счетов нельзя. В годы войны они занимались не только политической деятельностью, но и работали в сельскохозяйственной кооперации, которую сами власти считали важным элементом в процессе революционизирования и объединения крестьянства, а также в некоторых других легальных хозяйственных и общественных организациях.

Деятельность всех революционных партий вызывает в настоящее время очень разноречивые оценки историков и общества вплоть до весьма негативных, а сохранение в России самодержавной власти, наоборот, некоторыми даже приветствуется. Но подобная разноголосица не меняет того факта, что Февральская революция 1917 г. победила в России фактически почти мирно и приветствовалась абсолютным большинством народных масс, уставших от изнурительной войны, царившего в стране хаоса, беззакония, социальной несправедливости и национального неравенства. На фоне общего кризиса европейского социализма в годы мировой войны российские революционные партии, хотя порой и не без значительных потерь, в основном все же остались верны принципам демократии, пролетарского интернационализма и социализма. Это позволило им занять значимое, а во многом и решающее место в сложных и подчас заранее непредсказуемых политических процессах 1917 г.

* * *

Анализ состояния ведущих общероссийских политических партий показывает, что в условиях назревания в стране общеполитического кризиса в экстремальной ситуации мировой войны они не смогли выработать адекватной стратегической и тактической линии. Война довершила полный развал консервативных партийных структур, которые окончательно сошли с политической арены вместе с крушением монархии. Серьезное испытание войной не пережили праволиберальные партии (октябристы) и центристы (прогрессисты), немногочисленные члены которых либо вошли в состав кадетской партии («мартовские кадеты»), либо создали другие эфемерные партийные объединения. Из либеральных партий лишь кадеты сумели не только удержаться «на плаву», но, сыграв определенную роль в дестабилизации авторитарного режима, временно прийти к власти после Февральской революции. Что касается социалистических партий, то их положение в годы войны оказалось не менее сложным. Однако в процессе нарастания общенационального политического кризиса их влияние на демократические массы стало постепенно возрастать, что позволило им в ходе стихийного революционного процесса упрочить свое положение в стране и оказывать серьезное влияние на выработку политического курса Временного правительства.

Мировая война стала проверкой на прочность экономики, социальных и, прежде всего, политических систем европейских государств, включая и Россию. Политическая жизнь империи в преддверии войны переживала стремительные метаморфозы. Ведущие политические игроки (включая и императора) не осознавали новую реальность, складывавшуюся у них на глазах, и продолжали мыслить категориями тех лет, когда не было представительных учреждений и, следовательно, правовых рамок диалога власти и общества. Партийная же система, сложившаяся в годы Первой русской революции, к началу войны, как уже отмечалось в предыдущем разделе, была рыхлой и не соответствовавшей требованиям момента.

В итоге складывалось «пространство неопределенности» во взаимоотношениях законодательной и исполнительной власти, императора и Совета министров, бюрократии и депутатского корпуса. Политические процессы в пределах одной системы становились асинхронными и разнонаправленными, а в экстремальных условиях военного времени — и малоуправляемыми. На фоне же экономических проблем, маргинализации многих групп населения, нараставшего социального недовольства это имело роковое значение для правящего режима.

Кризисы бывают разные. Далеко не всегда они предвещают крах сложившейся политической системы. Напротив, очень часто они становятся тем вызовом, который обеспечивает ей стремительное развитие. Однако кризисы целительны лишь для гибкой системы, в которой есть место для диалога и компромисса. Она должна предполагать механизм эволюции. В противном случае острая кризисная ситуация ставит вопрос о демонтаже всей существующей модели политических отношений. Иными словами, с неизбежностью возникающие конфликты предпочтительно разрешать в имеющихся правовых рамках. Это возможно до тех пор, пока многочисленные противоречия, существующие, впрочем, в любом обществе, не сошлись в линии раскола, когда возникают «мы» и «они», «свои» и «чужие»: например, бюрократия и общественность. Тогда внутри самого общества воздвигаются невидимые «баррикады», что особенно опасно в условиях внешней войны.

Согласно Основным государственным законам, утвержденным 23 апреля 1906 г., монарх в России оставался самодержцем. Некоторые видели в этом лишь «букву» закона, продолжение традиции, восходившей еще к XV столетию, когда Московское княжество, заявляя о самодержавии государя, фактически декларировало свой внешнеполитический суверенитет. Согласно этой точке зрения, самодержец — отнюдь не обязательно абсолютный монарх. Он мог быть ограничен конституцией. Статья 86 «новых» Основных законов, казалось бы, снимала всякие сомнения на сей счет: «Никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного совета и Государственной думы и восприять силу без утверждения государя императора». Таким образом, нельзя было законодательствовать без учета мнения представительных учреждений. Однако эта статья далеко не исчерпывающим образом описывала юридическую ситуацию. Российской правовой системе было свойственно сложное «геологическое» строение, когда «новые породы» наслаивались на старые, отнюдь не упраздняя их. Соответственно, и после издания Основных законов механизм законотворчества во многом оставался весьма архаичным, продолжая традиции дореформенных времен.