Ведь если она себе все это придумала, значит она напрасно отправила Шона О’Бирна за ней и именно она, и никто другой, виновата в смерти его сына.

– Боже мой, – пробормотала Маргарет, внезапно охваченная сомнениями. – Ох, Боже мой…

Для Сесили сентябрь стал месяцем нового и трудного решения. Через два дня после возвращения Макгоуэна с похорон Финтана О’Бирна настроения в городе изменились. Возможно, дело было в постоянно усиливавшихся слухах о приближении английской армии, или же дублинцам просто надоело кормить и содержать солдат Фицджеральда, или олдермены решили, что правлению Шелкового Томаса не хватает убедительности, – в общем, каковы бы ни были причины, но город взбунтовался.

Сначала Сесили узнала об этом от одного из детей, когда тот прибежал наверх в башню с испуганным видом. Потом она услышала грохот и крики на улице. Выглянув в окно, она увидела нескольких галлогласов Фицджеральда, которые торопливо убегали через западные ворота. А их преследовала огромная толпа разъяренных людей, вооруженных копьями, мечами, топорами, дубинками – в общем, всем, что они сумели найти, – и эта толпа также выливалась через ворота. Люди поймали и убили с дюжину солдат Фицджеральда. И даже если Шелковый Томас обещал спасти Ирландию ради одной-единственной истинной Церкви, людей это явно не остановило.

– Еретики! – в бешенстве кричала им Сесили.

Но Шелковый Томас уже был за пределами города, и хотя Дублин снова оказался в осаде, вернуться ему не дали. Через несколько дней Шелковый Томас и олдермены договорились о шестинедельном перемирии.

– Он не будет драться с нами, – говорили дублинцы. – Он подождет и сразится с англичанами.

Этот возврат к тупиковому положению имел и еще один результат. Дублинский замок открыл свои ворота, и Генри Тайди вернулся домой.

К несчастью, как раз перед его возвращением кто-то из детей опрокинул кувшин с молоком, поэтому Сесили была не в лучшем настроении. Она слишком долго ждала этого дня. Снова и снова, пока ее муж был в замке, Сесили думала о том, как встретит его. Чего она хотела? Глядя на детей и вспоминая первые дни их брака, Сесили очень хорошо это понимала. Ей хотелось вернуть прежнюю теплоту их отношений. Но она не могла изменить свои религиозные взгляды, это было невозможно. А муж вряд ли изменит свои, это она тоже понимала. Но, несмотря на это, они могли бы жить в мире.

Если бы только он был добрее. Когда он ударил ее в тот ужасный день, ее поразило не столько то, что он поднял на нее руку, сколько его холодность. И что-то внутри ее умерло. Сможет ли это когда-нибудь ожить?

Ей необходимо было знать, что Тайди любит ее. Что бы он ни думал о короле Генрихе, как бы она ни опозорила его в глазах Дойла и городских властей, ей необходимо было знать, что он по-настоящему ее любит. Только это она хотела прочитать в глазах мужа после его возвращения. Как он себя поведет? Что скажет? Сможет ли она снова верить ему?

И надо же было такому случиться, что он появился в дверях именно в ту минуту, когда она была раздражена.

– Похоже, ты не слишком рада меня видеть, – сказал Тайди в ответ на ее сухое приветствие.

Сесили смотрела на него. Ей хотелось улыбнуться. Очень хотелось. Но теперь, когда наконец настал день, которого она так ждала, и все сразу же пошло наперекосяк, что-то в ней надломилось. Она не чувствовала ничего, кроме пустоты.

– Ты бросил свою семью, – невыразительно произнесла она.

Станет ли он извиняться? Или сделает первый шаг? Может, найдет какие-то слова утешения?

– Сесили, ты же отказалась пойти со мной.

Нет. Ни слова. Ничего не изменилось.

– Я не виновата в том, что короля Генриха отлучили от Церкви.

– Но я все еще твой муж.

Сесили едва заметно пожала плечами:

– А его святейшество все еще его святейшество.

– Ну, как бы то ни было, я вернулся. – Тайди попытался улыбнуться. – Могла бы и поласковее встретить.

– Зачем? – Сесили не смогла скрыть горечи. – Разве ты сам хочешь быть здесь?

Тайди пристально смотрел на нее. О чем он думал? О том, какая я равнодушная и бессердечная, решила она. Что ж, своей вины она не отрицала.

– Нет, не хочу.

Ну вот и все. Он сказал все как есть. Но была это действительно правда или Тайди просто защищался от ее холодности? Сесили ждала, что он добавит что-то еще. Но он молчал.

– Нам нечего сказать друг другу, – наконец произнесла Сесили, чувствуя странную беспомощность перед тем холодом, что нарастал между ними.

На следующий день в доме Тайди началась новая жизнь. Его мастерская располагалась на первом этаже, на уровне улицы. Там же работал и ночевал подмастерье. На этаже над мастерской находилась главная комната, где вся семья садилась за стол. Еще выше, в башне, спали Сесили и дети. Из своего окна наверху Сесили видела, как работают гончары, мастерившие глиняную посуду.

Это окно в башне стало ее утешением. В течение дня она иногда поднималась наверх одна, наблюдала за горшечниками или даже видела вдали людей Фицджеральда. А вечерами, уложив детей спать, могла часами смотреть на закат или звездное ночное небо, думая о том, что происходит в мире.

Вскоре после того, как Сесили начала свои тайные посиделки у окна, пришла весть о том, что в Англии от давней болезни умер граф Килдэр. Пусть новость и была печальной, однако она означала, что новым графом Килдэром теперь стал Шелковый Томас, получавший вместе с титулом всю ту власть и уважение, которые сопутствовали этому имени. Сесили очень надеялась, что последствия не заставят себя долго ждать.

В середине октября наконец пришли английские корабли. Дойл вместе с другими олдерменами приветствовал в дублинском порту Канонира и его солдат. Английское войско было многочисленным и хорошо обученным; пушки они тоже привезли с собой. Сесили с нетерпением ждала, когда Шелковый Томас уничтожит англичан в открытом бою, и была слегка разочарована, увидев в свое высокое окошко, как отряды Томаса потихоньку выходят из города. Впрочем, ее скоро утешили другие сторонники Килдэра, которые все сходились в одном:

– Он будет ждать в Мейнуте. У Фицджеральдов достаточно крепостей. Он заманит туда Канонира, а потом подоспеют испанцы, и они выкинут англичан из Ирландии навсегда.

Меньше чем через месяц Канонир выступил в поход. По городу сразу же поползли слухи о том, что он отбил у Фицджеральда один из захваченных им замков в Триме. Следом за этой пришли еще более зловещие новости: будто бы двое из пяти Фицджеральдов, дядей Томаса, вступили в сговор с Канониром. Услышав об этом, Сесили теперь смотрела в свое окно с большой тревогой. Как же возможно такое вероломство? – думала она. Но, несмотря ни на что, она продолжала молиться и твердила себе, что нужно верить и быть терпеливой.

И в самом деле, зимой забрезжила какая-то надежда. Зима в тот год выдалась холодная и сырая. Канонир вернулся в Дублин и оставался там, а вскоре стал жаловаться, что плохо себя чувствует. Сесили изредка видела его, когда он скакал по улицам со своей свитой. Теперь он уже не выглядел бодрым и энергичным воином, как прежде, а казался бледным и изможденным. Его солдаты тоже страдали. Началось массовое дезертирство. Вдобавок Шелковый Томас отбил назад крепость, ранее захваченную Канониром. Ближе к Рождеству Сесили прослышала, что испанцы будто бы посылают на остров десять тысяч солдат. И как только они придут, радовалась она, с Канониром будет покончено.