– Он тебе нравится? – спросила Заира и напела одну из популярных песенок. – Я его песни все знаю, у него такие ритмы!

– Мне он тоже нравится, – несмело сказала Джулия и впилась глазами в полочку, заставленную разными флакончиками с духами и лосьонами и баночками с кремами.

Заира сбросила с ног туфли, швырнула на стул сумочку и начала раздеваться. При этом она говорила, что не может больше выносить такую жару, что она вся липкая, что надо скорей обмыться, а Джулия слушала болтовню Заиры и, широко открыв глаза, следила за каждым ее движением.

Наконец Заира обратила внимание на восторженные взгляды, которые Джулия бросала на нее с порога, и спросила:

– Ты что, никогда голых женщин не видела?

Джулия покраснела и отрицательно покачала головой. Она действительно никогда не видела голой женщины, даже мать, застенчивая и целомудренная, никогда перед детьми не раздевалась. Джулия не знала, куда деваться от стыда, словно голой была она, а не Заира.

Заира же, напротив, не испытывала никакого смущения. Казалось, ей доставляет удовольствие открывать напоказ свое развитое женское тело и смущать маленькую девочку. Беря пригоршнями воду из таза, она мыла шею, грудь, подмышки и весело напевала песенку на английском языке, которого Джулия не понимала.

– Видела, на какой я машине приехала? – повернув к Джулии мокрое лицо, спросила Заира.

– Еще бы! – с восторгом ответила девочка.

– Красивая, да?

– Очень, – согласилась Джулия. – А кто тебя привез?

– Кретин один. Он сказал: «Дай титьки потрогать, тогда домой отвезу».

– И ты дала? – Джулия снова залилась краской.

– А что такого? Все мужики любят тискать грудь.

– Она у тебя и вправду очень красивая, – вырвалось у Джулии.

Заира самодовольно засмеялась.

– Хочешь – тоже можешь потрогать, – предложила она.

Джулия вдруг испугалась. Ей захотелось убежать, но какая-то колдовская сила тянула ее к Заире, и она сделала от порога несмелый шаг вперед.

Заира взяла ее руку и провела по мягкой упругой груди. Потом прижала пальцы девочки к темному твердому соску, обведенному более светлым, как кофе с молоком, кружочком. Под пальцами Джулии перетекала теплая мягкая плоть, обтянутая шелковистой кожей, она шевелилась, колыхалась, словно дышала. Вдруг девочка спохватилась, ее охватил ужас. Что-то подсказывало ей, что она совершает нечто недозволенное, греховное. Заира весело рассмеялась и принялась успокаивать Джулию.

– Ты что, испугалась? – весело спросила она. – Не бойся, я тебя не съем. Да скажи хоть слово, или ты язык проглотила?

Вдруг она направилась к стоящей у стены кушетке и улеглась на ней, нимало не смущаясь своей наготы.

У нее был чуть хрипловатый тягучий голос, ленивый и вкрадчивый. А душа, наверное, темная, подумала Джулия, но ее все равно неудержимо тянуло к Заире, которая лежала сейчас перед ней в точно такой же позе, как Венера на картинке в папиной книжке. И в ту же секунду она словно бы почувствовала на себе строгий взгляд отца и оцепенела от страха, как тогда, когда отец застал ее за разглядыванием картинки.

Джулия повернулась и во весь дух бросилась домой, а вслед ей несся громкий смех Заиры.

Телефонный звонок вернул ее назад, к действительности. Как и тогда, в детстве, ее рука непроизвольно тянется к груди, только теперь это защитный жест.

– С Новым годом! – раздается в трубке голос ее бывшего мужа Лео, отца Джорджо. – Коринна тебя тоже поздравляет.

Коринна – его новая подруга.

– И вас тоже, – сухо отвечает Джулия.

Ей сейчас не до Лео, и уж тем более не до его новой подруги. С чего это он вдруг решил поздравить ее с Новым годом? За ним и раньше-то, когда они еще жили вместе, подобного не замечалось, и вдруг такая внимательность! Что-то ему от нее надо, это как пить дать.

– Что слышно от Джорджо? – изображая из себя заботливого отца, поинтересовался Лео.

– У него все в порядке, – ответила Джулия, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться.

– Ты сейчас не одна?

– Одна.

– Надеюсь, не помешал?

В его барственно-самодовольном голосе слышится фальшь. Прекрасно он знает, что она одна, что в это время всегда работает и что его звонки вызывают у нее раздражение. А сейчас она на него тем более сердита, ведь он поддержал идею Джорджо отправиться на каникулы в Уэльс. Да и вообще он сукин сын.

– Да, ты мне помешал, – почти грубо ответила Джулия.

– Ну, извини.

– Не прикидывайся, скажи прямо, что тебе надо.

– Видишь ли, Коринне скучно со мной дома вдвоем…

– И ты решил на меня тоже нагнать скуку, – закончила за него Джулия. – Прости, но у меня нет времени на пустую болтовню.

Лео сделал вид, что не заметил ее раздражения.

– Так вот я подумал, не выступить ли тебе в роли переводчицы на встрече с одним издателем. Он хорошо говорит по-немецки, его мать – урожденная фон Манштайн, так что, может быть…

Он продолжал еще что-то говорить, но Джулия уже не слушала. У нее сейчас черная полоса в жизни, а он пристает к ней с какой-то ерундой, не знает, как убить время. Эгоист, каких мало. Да он всегда таким был.

Джулия вспомнила эпизод в Форт-де-Марми, происшедший много лет назад. Был прохладный летний вечер, они ужинали с друзьями на открытом воздухе. Лео пошел танцевать с какой-то незнакомой девушкой. Вскоре он вернулся к столику, и Джулия, грешным делом, подумала, что он, заглаживая свою вину, хочет пригласить ее на танец. Вместо этого он аккуратно снял с ее плеч шаль и чуть смущенно спросил: «Ты позволишь? А то девушке, с которой я танцую, стало холодно».

В ней закипела обида за все годы, которые она прожила с ним жизнью рабыни.

– Пошел ты к черту, Лео!

– Что ты сказала? – переспросил он, хотя прекрасно все слышал.

Вместо ответа Джулия положила трубку и еще долго не могла успокоиться. Потом она подумала, что в конце концов хватит со всеми церемониться. С ней ведь не церемонятся, так почему она должна это делать? Лео и все остальные, за исключением дедушки Убальдо, Джорджо и Гермеса, всегда чего-то требовали от нее, и всякий раз, когда она, ругая себя за несдержанность, вспоминала причину своей грубости, оказывалось, что жертвой является именно она, что на нее нападали, наставляли ружье, заставляя делать то, что было нужно им, а не ей.

Сестра с братом пытались внушить ей свои представления о приличиях, которые казались ей пустыми и глупыми. «Ты же де Бласко!» – говорили они, рассчитывая пробудить в ней чувство гордости к их аристократическому роду. Но Джулия была совсем не такой, как они, она была другой породы.

Это было как гром среди ясного неба. В то августовское утро Кармен, удобно устроившись в шезлонге перед домом, с удовольствием ела хлеб с маслом, щедро посыпанный сверху сахарным песком. Ситцевый халатик едва сходился на ее большом животе. Из окна столовой, служившей одновременно кабинетом, доносился голос Витторио де Бласко. Своим учительским тоном, всегда раздражавшим Кармен, он монотонно произносил латинские фразы.