Учитель латыни высказывал неудовольствие каждый раз, когда в доме появлялись деньги или вещи, происхождение которых Кармен не могла толком объяснить. Надо сказать, что у Витторио де Бласко были основания для беспокойства: вокруг его тестя вечно вились какие-то темные личности. Вполне приличные с виду воры и мошенники, играя на самолюбии бывшего партизана, вовлекали его с помощью лести в свои темные делишки. По всеобщему признанию этой публики, у Убальдо Милковича были золотые руки и по части ловких краж ему не было равных. Свято веря в принцип социальной справедливости, он соглашался на рискованные предприятия, но только при условии, что они не будут связаны с насилием и что отнятое у богатого достанется бедному.

Так, кулон в форме сердечка, который Джулия носила на шее, был экспроприирован из шкатулки маркизы Лудины Манодери Стампа, женщины редкой красоты, в которой соединились аристократизм, страстность и женственность. В конце концов, ведь она сама пригласила веселого обаятельного инструктора в свою спальню. Из всех драгоценностей, которые лежали в шкатулке, Убальдо Милкович выбрал самое скромное – просто оно ему понравилось. Маркиза, скорее всего, так и не хватилась пропавшего кулона. Зато наслаждение, которое она испытала во время того тайного свидания, навсегда оставило сладостный след в ее сердце.

– Мы пойдем покупать мне новое пальто? – с надеждой в глазах спросила Джулия.

– Не только тебе, но и твоей мамочке, – с улыбкой ответила Кармен.

Ей было уже тридцать два. Годы текли, как песок между пальцев. Не успеешь оглянуться, и молодость пройдет. Иногда она готова была послать мужа ко всем чертям вместе с его правилами приличия. Когда весь город плясал и веселился по случаю освобождения Италии, Кармен была единственной на их улице, кто не принимал участия в общем празднике. Витторио де Бласко считал, что высокое происхождение не позволяет им якшаться с уличным сбродом.

Джулию она любила больше остальных детей. Дочь напоминала ей о незабываемых ночах, которые она провела в крепких объятиях молоденького партизана, ставшего после войны большим человеком. Гордон теперь депутат парламента, влиятельный политик, у него прекрасное будущее. Это у их любви не было будущего, и Кармен это знала с самого начала. Она сгорела, превратилась в угли, но Кармен чувствовала, что достаточно ничтожной искры, чтобы ее сердце запылало вновь.

Джулия бросилась в детскую переодеваться. Выдвигая ящики комода, она нашла наконец, что искала: голубую шерстяную шапочку, подарок деда к Рождеству. Надев старенькое коричневое пальтишко, которое она донашивала за Изабеллой, девочка вернулась в спальню.

– Я готова, мамочка! – крикнула она с порога.

Кармен, углубившись в свои воспоминания, вздрогнула от неожиданности и резко обернулась. В эту минуту она собиралась снять крышку со старой конфетной коробки, чтобы взглянуть на хранившуюся в ней выцветшую фотографию.

– Ты почему улыбаешься? – спросила дочь, взглянув на мать. На губах Кармен в самом деле блуждала мечтательная улыбка, ее глаза светились, озаренные каким-то внутренним светом.

– Я улыбаюсь, потому что ты у меня настоящая красавица! – ответила Кармен, продолжая думать о своем.

Джулия и Кармен не были похожи, но в обеих было что-то такое, что заставляло людей на улице оглядываться на молодую привлекательную женщину и черноглазую, чуть испуганную девочку, – словно они были пришелицами из другого мира.

– Какая красота! – увидев коробку, с восторгом воскликнула Джулия. – Где ты ее взяла?

– Да она у меня уже сто лет, – равнодушно и как бы между прочим ответила дочери Кармен.

– Можно посмотреть, что в ней лежит?

А почему, собственно, не показать любознательной малышке содержимое заветной коробки? Уж кто-кто, а она-то имеет на это полное право.

– Смотри! – И Кармен пододвинула к дочери коробку.

Осторожно открыв крышку, Джулия замерла. Первое, что бросилось ей в глаза, была губная гармошка.

– Она играет?

– Попробуй и узнаешь.

Джулия поднесла к губам блестящую гармошку и издала несколько неуверенных звуков.

– Она твоя? – осторожно спросила девочка, не решаясь попросить у матери такое сокровище.

– Когда-нибудь она станет твоей.

– Правда? – вспыхнув от радости, спросила Джулия и бережно положила гармошку на старую потрепанную книгу, на обложке которой было написано «Мать».

– Больше нет вопросов? – с улыбкой спросила Кармен.

– Есть. Можно посмотреть фотографию?

Женщина молча протянула девочке фотографию, на которой выглядела бесконечно счастливой рядом с каким-то молодым красивым парнем.

– Вот ты, – водя пальчиком по фотографии, сказала Джулия. – А это кто?

– Правильно, это я, – Кармен сделала вид, что не услышала вопрос.

– Это было давно?

– Давно. Тебя тогда еще на свете не было. Это в горах. Я была там с дедушкой.

– А он? – Джулия показала пальцем на парня.

– Он партизанил вместе с отцом. Его звали Гордоном.

Кармен взяла у дочери фотографию, положила в коробку и закрыла крышку. Тихо вздохнув, она загнала воспоминания в самый глубокий тайник своего сердца.

– Теперь я понимаю, почему ты улыбалась, – заявила Джулия. – Гордон – очень смешное имя.

В тот день Джулия впервые увидела своего отца.

Встретились они позже, когда Джулии было одиннадцать. Она гостила у деда в Модене, и в тот день он повел ее в «Молинари» – самое дорогое кафе в центре города. Оно находилось на виа Эмилия; в двух шагах от главного собора и его высокой колокольни. Кафе славилось свежей выпечкой и большим выбором мороженого.

Убальдо Милкович заказал кофе с коньяком для себя и мороженое для внучки. Расправляясь с огромной порцией, Джулия чувствовала себя на седьмом небе. Вот это жизнь! Не то что у них дома на улице Тьеполо, где дни проходят так однообразно, что можно умереть от скуки. Дед был здесь своим человеком. Ему улыбались, с ним здоровались, хлопали по плечу, шутили. Бывший командир партизанского отряда пользовался любовью и уважением среди горожан.

Вдруг гул голосов стих, и глаза присутствующих устремились на красивого тридцатилетнего мужчину с живым веселым лицом, который в эту минуту появился на пороге кафе. Он выглядел очень элегантно в дорогом, безукоризненно сидящем на нем костюме, и только большие жилистые руки выдавали в нем крестьянина.

Незнакомец направился к столику, за которым сидели Убальдо и Джулия.

– И этот пижон когда-то был партизаном! – на весь зал пробасил Убальдо с наигранным презрением.

– Наконец-то мы встретились! – радостно улыбаясь, сказал мужчина и сел рядом со своим бывшим командиром. – Куда ты пропал? Тебя днем с огнем не сыщешь. Каждый раз, когда я приезжаю сюда из Рима, тебя словно ветром сдувает.