– А ты думал, только у тебя дел по горло? – с иронией парировал Убальдо. – Я тоже нарасхват.

Ему вспомнилась война, последний бой в горах. С сильно поредевшим отрядом они всю ночь ждали в засаде. Бойцы пролежали на сырой холодной земле до рассвета. Забрезжило хмурое утро, и на светлеющем небе проступил четкий контур плотной лиловатой тучи. Светилась одна, словно забытая, звездочка, но вскоре она исчезла. Извилистая серая лента дороги под ними была пустынна, но с минуты на минуту на ней должны были появиться немцы. Теснимые со всех сторон, они пытались вырваться из окружения, и задачей отряда было подпалить хвост убегающему зверю.

Послышалась отдаленная канонада, и сердца измученных ожиданием мужчин гулко застучали в ответ, точно колокола в праздничный день. Последний бой… А потом они отправятся по домам, где их ждут тепло, постель, женщина. Люди будут выходить им навстречу, радуясь их возвращению… Рядом на ветку сел дикий голубь. Он был пепельно-серый, только на шее белое пятнышко. Склонив набок голову, он на секунду замер, а потом поднялся и улетел. Убальдо следил за ним глазами, пока он не исчез из виду, а потом с улыбкой сказал:

– Это добрый знак.

Наконец показалась автоколонна. Она ползла медленно, исчезая за поворотом, и снова появлялась, уже ближе. Шесть грузовиков с вооруженными солдатами, а впереди легковая машина с офицерами. Низкие лучи только что поднявшегося солнца отражались в лобовых стеклах. Первой взорвалась машина с офицерами – граната, брошенная Убальдо, попала точно в цель. Следом раздался второй взрыв. «Отлично сработано», – похвалил он тогда Гордона.

«Да, – подумал Убальдо, исподтишка поглядывая на элегантного Армандо Дзани, – этому парню смелости было не занимать».

Когда после боя они спустились в долину, солнце уже припекало вовсю, и люди махали им флагами, незнакомые женщины бросались им на шею, целовали, смеялись, плакали. А вечером, когда на небе высыпали звезды, по всей долине запылали огромные костры. Война кончилась.

– Кто же эта очаровательная синьорина? – спросил Армандо.

– Дочка Кармен, – ответил ему Убальдо.

Ни один мускул не дрогнул на лице Армандо, привыкшего еще с партизанских времен подчинять рассудку свои чувства.

– Прими мои поздравления, – с вежливой улыбкой сказал он. – Она очень похожа на мать.

Он вспомнил Кармен, которая отдалась ему в затерянной среди гор хижине, вспомнил короткое счастье тех холодных зимних ночей и прощание в Монтале, когда она, яростно крутя педали велосипеда, уезжала от него навсегда.

– Этот пижон когда-то был мужчиной, – обращаясь к Джулии, сказал Убальдо, – а теперь стал политиком. Позволь представить тебе депутата итальянского парламента Армандо Дзани, так сказать, народного избранника.

– Как тебя зовут? – обратился Дзани к девочке.

– Джулия, – ответила та и покраснела.

– А ты знаешь, что означает твое имя? – спросил Армандо и с улыбкой объяснил: – Джулия происходит от греческого Йоулос и переводится «пушистая». Скажи, ты пушистая? – и он посмотрел на нее озорным взглядом.

– Да нет, по-моему, – серьезно ответила девочка.

Пушистым был треугольник в низу живота Заиры, но Джулия предпочла об этом умолчать.

– Я пошутил. Ты просто красивая.

Сидящие рядом мужчина и девочка были поразительно похожи: одинаковые большие черные глаза с густыми длинными ресницами, одинаковая улыбка, озарявшая каким-то особым светом их тонкие выразительные лица. Джулия сразу же почувствовала расположение к этому симпатичному человеку, ее неудержимо потянуло к нему, но, встретив строгий взгляд деда, она поняла, что должна сохранять дистанцию.

Мужчины заговорили о своем, и Джулии ничего не оставалось, как молча их слушать.

– Я надеялся тебя здесь встретить, – сказал Армандо.

– Как же иначе, если я сам тебя сюда позвал, – ответил Убальдо.

– Ты к старости стал просто невыносимый.

Убальдо обнял его за плечи.

– Выйдем на минутку, – попросил он.

Джулия смотрела, как они пересекли площадь и остановились у ступеней собора.

– Я хотел познакомить тебя с Джулией, – снова заговорил Убальдо.

– Благодарю за честь, мне очень приятно.

– Я уже старый.

– Ты старый ворчун.

– А она, – пропустив мимо ушей реплику Армандо, продолжал Убальдо, – только начинает жить, а потому нуждается в помощи. Если я умру, помогать ей будешь ты. Как родной отец.

О Кармен не было сказано ни слова. Мужчины молча пожали друг другу руки, после чего Убальдо Милкович вернулся в кафе «Молинари» и сел за столик рядом с Джулией, которая как раз доедала свое мороженое.

Армандо открыл флакон и подушил щеки. Этим одеколоном под названием «Флорис 89» с едва заметным цитрусовым запахом он пользовался уже двадцать лет, с тех пор как Джулия, встретив его случайно в аэропорту «Линате», сделала ему неожиданный подарок.

Джулия занимала особое место в его жизни. Глядя в ее яркие глаза, в которых плясали искорки, он вспоминал прошлое. Точно такие же искорки плясали и в глазах Кармен, только их воспламеняла любовь, а не гнев, как у Джулии.

В тот день она кого-то встречала в миланском аэропорту, и этот кто-то не прилетел. Увидев Армандо, она протянула ему с английской тщательностью упакованную коробочку, желая, видимо, избавиться от непригодившегося подарка.

– Тот, кому предназначался этот одеколон, не явился, – сказала она. – Можно я подарю его вам?

Она притягивала его к себе и одновременно отталкивала своими резкими выпадами. Неожиданные вспышки ее гнева были ему непонятны. Может, она знала о том, что было между ним и ее матерью, и осуждала его? Армандо терялся в догадках.

Он завязал галстук, надел пиджак, бежевое шерстяное пальто, взял папку и вышел в ярко освещенный холл, где у двери лифта его уже поджидал телохранитель. Он жил в служебной квартире на площади Навона, и с тех пор, как в Италии начался политический терроризм, его всегда встречали и провожали охранники.

Сев в машину, стоящую у подъезда, Армандо стал вспоминать поездку в Модену и встречу с Джулией на кладбище. Как она сказала тогда, увидев елочку, которую он принес на могилу Кармен? «Если бы мама была жива, ей бы понравилось, но, к сожалению, ваш подарок запоздал».

А что он должен был делать, по ее мнению? Увезти Кармен на белом коне в сказочную страну счастья? У нее был муж, двое детей, и еще неизвестно, хотела ли она этого сама. Армандо знал, как трепетно Кармен относилась к семье: муж, дети – для нее это было святое. Ему же было тогда всего двадцать, он был моложе Кармен и не хотел себя связывать – у него были большие планы на будущее.