– Хватит валяться, лежебока, день за окном, пора подниматься и приниматься за дело.

С этими словами она огладила складки свадебного платья. Они с Кэтти два дня подшивали подол (матушка Лиззи была выше на несколько дюймов) и доводили платье до совершенства... Ах, лучше бы оставили все, как есть: наряжаться для Аддингтона девушке хотелось меньше всего. Еще меньше хотелось расставаться с родимым домом: с этой комнатой, этими стенами. С лучшей подругой... С городом, в котором росла с самого детства.

Она не могла и представить, как оставит все это ради человека, которого с трудом выносила.

– Лиззи, деточка, – голос тетушки, неожиданно смущенный, заставил девушку поглядеть на нее, – есть вещи, которые, в отсутствие твоей матушки, я вынуждена затронуть, пусть и не по собственной воле. Однако тебя следует подготовить... к тому, что должно случиться. – Женщина смутилась и замолчала. Элизабет догадалась, что речь о том стыдном, что происходит между мужчиной и женщиной (она улавливала намеки во французских романах, которыми тайно зачитывалась) и тоже невольно покраснела. Она не знала подробностей, да и боялась узнать – смущение тетушки так и вовсе перепугало ее. – Мужчины, – тетушка была замужем очень недолго, два года, не более того, – ты должна это четко усвоить, имеют некоторые потребности, которые нам, женщинам, могут показаться несколько непристойными, даже отвратительными... Однако такова цена материнства и... семейного счастья, если ты хочешь. – Она тяжело сглотнула. – Животные страсти, управляющие мужчинами, должны быть удовлетворены доброй супругой, дабы у них... – она стиснула руки, – не возникло естественной надобности удовлетворить их в другом месте.

Лиззи совершенно ничего не понимала из тетушкиного хитросплетения слов, представляла только оголодавшего зверя, с ощеренной мордой, пожиравшего бедного кролика. И это было отвратительно! Ей так не хотелось быть бедным кроликом, отданным на растерзание дикому зверю...

Миссис Сэттон же продолжала:

– Лучшее, что может сделать девица в свой первый раз, – закрыть глаза и не двигаться. Представить что-нибудь приятное: пикник в доброй компании или новую шляпку, подаренную супругом, – все остальное, пусть и болезненное, однако необходимое, свершится скорее, коли ты этому уступишь. Позволь мужчине действовать на свое усмотрение, и все закончится в считанные секунды.

Женщина вздохнула и, схватив брошенный на туалетном столике журнал мод, обмахнулась им, словно веером. Щеки ее раскраснелись, глаза блестели, племянница так и не поняла причины ее волнения.

Пролепетала только:

– Не пора ли нам собираться? – И обрадовалась стуку в дверь. На пороге появилась Кэтти с водой для умывания.

– Хозяин велел передать, что ждет вас к завтраку через полчаса, – сообщила она. – Просил поторопиться.

– Поторопиться, придумал тоже! – возмутилась почти пришедшая в себя миссис Сэттон. – Нельзя торопить невесту в столь важный день. – И распорядилась: – Неси рубашку, ту, новую, с кружевами.

И они с Кэтти принялись облачать Лиззи в ее свадебное платье.

... Бедная Лиззи, после таких подготовительных слов я бы страшилась первой брачной ночи пуще прежнего! Однако, именно так и в то время и считалось: перетерпи, зажмурь глаза... Необходимое "зло" свершится скорее.

Элизабет полагала, что церковь будет пуста: ни друзей, ни знакомых – только скорый обряд, и все завершится. И удивилась, заметив улыбающееся лицо Хелен с одной из передних скамеек церкви... Ее родители и сестра, Паттерсоны и Гленмуры – добрая половина Колчестера и иже с ними – заполняли церковь до самой последней скамьи.

И все улыбались, глядя, как она под руку с отцом, под звуки органной музыки, направляется к пастору Ридингу и своему нареченному жениху.

Аддингтон был одет в идеально сидящие на его статной фигуре черные фрак и бриджи ослепительно белого цвета. Пуговицы его столь же белоснежной рубашки переливались в свете свечей, и Лиззи подумала, что он был бы весьма недурен собой, кабы не отвратительные черные очки, которые он не снял даже ради свадебной церемонии.

Что ж, ему есть хотя бы за чем спрятаться от толпы любопытных зевак... Элизабет повезло меньше. Она так и представляла мысли в головах присутствующих: «Чем эта бессовестная Хэмптон могла заслужить столь выгодную партию? Что привлекло в ней молодого Аддингтона: уж не ее ли скандальная репутация? Подобное к подобному притягивается».

Отец, между тем, подвел ее к будущему супругу, и пальцы Аддингтона стиснули ее ладонь.

Лиззи подумалось, что в жесте поддержки, хотя, конечно, он лишь утверждал свою власть. Вцепился в нее, словно коршун в добычу... Подвел к скамье, и они сели.

Служба началась. Пастор Ридинг пространными словами объяснил, что такое брак, и подошел к ним, слегка поклонившись мистеру Аддигтону:

– Я прошу и требую от вас обоих (как в страшный день суда, когда все тайны сердца будут открыты): если кому-либо из вас известны препятствия, из-за которых вы не можете сочетаться законным браком, то чтобы вы признались нам, ибо нельзя сомневаться в том, что все, кто соединяется иначе, чем это дозволяет слово божье, богом не соединены и брак их не считается законным.

Он замолчал, как того требовал обычай, и под сводами церкви повисла гнетущая тишина.

Как бы Элизабет хотелось, чтобы нашелся хоть один довод супротив, чтобы хоть кто-то прервал этот священный обряд своим: «Брак, лишенный сердечной привязанности, не имеет право осуществиться», и она вернулась домой Лиззи Хэмптон, как и была прежде.

Однако никто так и не возразил, и священник продолжил:

– Хотите ли вы, Джеймс Фредерик Аддингтон, взять в жены присутствующую здесь женщину?

– Хочу.

– Хотите ли вы, Элизабет Элеонора Хэмптон, взять в мужья присутствующего здесь мужчину?

– Ххочу.

– Итак, властью, данной мне святым нашим господом и королем, объявляю вас, Джеймс Фредерик Аддингтон, и вас, Элизабет Элеонора Хэмптон, законными мужем и женой.

Все остальное проходило словно в тумане: поздравления и пожелания счастья, объятия и многозначительные похлопывания по плечу, уверения в вечном почтении и приглашения в дома, двери которых еще вчера были для Лиззи закрыты. Только долгие выучка и воспитание позволили ей выдержать все это без учиненного скандала... К тому же, на целую минуту, но Хелен стиснула ее в своих объятиях:

– Я так рада за тебя, дорогая. Рада, что все столь счастливо разрешилось! Мне тебя очень не хватало.

– Счастливо ли? – не смогла ни заметить подруга. – Я совсем не люблю этого человека.

Хелен ее признание не смутило:

– Любовь не всегда сопутствует браку, однако это не мешает обоюдному счастью супругов.

Элизабет совершенно этого не понимала: верно, сказывался пример родителей, души друг в друге не чаявших. Она все еще помнила их тихие разговоры у камина, мамин смех, вызванный отцовскими шутками, и глаза обоих, так и светившиеся взаимным чувством.