– Как вы могли так со мной поступить, – укоряла родителя Лиззи, сидя у его постели и оглаживая забинтованную руку. – Едва не оставили сиротой, лишенной всякого попечения? Верно, вам нет до меня никакого дела, коль игры с оружием кажутся предпочтительнее собственной дочери.

Мистер Хэмптон поглядел на нее со смесью вины и укора во взгляде. Оба знали, что укор Лиззи более чем несправедлив – Хэмптон души не чаял в дочери и радел о ее благе более своего – однако в ее словах присутствовала доля истины, от которой нельзя было отмахнуться.

– Именно забота о тебе, милая, и руководила моими действиями, – признался мужчина, –  оставить проступок капитана без внимания – было бы все равно, что признать его правоту. Позволить ему и впредь разыгрывать нелепые розыгрыши, последствия которых трагическим образом сказываются на их участницах... Нет, его стоило проучить, раз и навсегда, и я рад, что Аддингтон подсобил мне в этом.

– Мистер Аддингтон? – удивилась Элизабет. И без того полная горького раскаяния и чувства стыда теперь она и вовсе поникла. Сердце, запнувшееся при звучании его имени, застучало с ускоренной силой, как и всегда, стоило кому-то упомянуть этого человека. Как бы ей хотелось, чтобы Аддингтоны и вовсе никогда не арендовали дом в Колчестере! Лучше бы оставались в Лондоне и смущали тамошнее общество...

– Он выступил моим секундантом и, когда выстрел Мэннинга лишил меня возможности стрелять, довел дело до конца, и сделал это с истинным мастерством.

Если мистер Хэмптон хотел похвалить своего протеже в глазах дочери, то выбрал не лучшую из возможностей, поскольку она выдохнула:

– Так что же... капитан мертв? – и прижала руку к груди.

Ее испуг за судьбу обидчика многое сказал отцу о ее сердце. Поджав губы, он откинулся на подушки с горестным видом... Изобразил страдание большее, чем на самом деле испытывал. Решил действовать исподволь, раз по-другому не получалось.

– Слышал, прошлым вечером у вас с Аддингтоном состоялся серьезный разговор, – вкрадчиво произнес он. – Он сделал тебе предложение, ответить на которое помешало злосчастное проникновение в наш дом. – Он издал стон. – Что ты ему ответишь? Примешь ли предложение?

Элизабет удивилась.

– Вы знали об этом? – Вскочила на ноги и прошлась по комнате в видимом замешательстве. Щеки, еще секунду назад полыхавшие огнем, выцвели до неестественно белого.

– Аддингтон говорил со мной прежде разговора с тобой, и получил мое дозволение на встречу.

– Другими словами, – осведомилась Лиззи, – вы не против его предложения?

Хэмптон подтвердил:

– Более того, я нахожу его весьма выгодным во всех отношениях.

– Выгодным?!

Лиззи казалось, что земля разверзлась у нее под ногами, прошлась трещиной, разделяя с любимым отцом, адским пламенем полыхнула в лицо. Как мог он, человек, воспитавший ее свободолюбивой и верящий в истинную любовь, понуждать к «выгодному» браку. Сам-то он женился по любви, выкрал любимую из отчего дома, хранил память о ней даже после ее преждевременной кончины.

– Аддингтон – хороший человек, милая, – ответил отец, полузакрыв глаза и поглаживая простреленную руку. – Он не боится общественного мнения и готов взять тебя, несмотря на весьма скромное приданное, имеющееся за тобой.

Как же ей хотелось напомнить отцу его всегдашнее: «Не в деньгах счастье, девочка. Истинное чувство умеет довольствоваться малым...» Как же хотелось привести тысячу возражений против высказанного Аддингтоном предложения, отвергнуть его, не задумываясь. Однако отец был слаб, глаза его подозрительно блестели, а тихие стоны, нет-нет да исторгаемые грудной клеткой, казались настолько слабыми и мученическими, что Лиззи испытала новый прилив вины за свои необдуманные поступки, приведшие его на это ложе болезни.

– Я совсем не знаю его, – только и возразила она едва слышным шепотом. – Между нами нет и тени приязни.

– Приязнь имеет склонность произрастать по весне, подобно подснежникам и тюльпанам, а после распускаться буйными красками. К тому же, Аддингтон, в отличии от тебя, Лиззи, весьма лестно отзывался на твой счет... В противном случае, стал бы он делать подобное предложение?

Личность претендентки, как полагала девушка, имела мало значения для этого джентльмена, однако сказала она о другом:

– Его ужасные манеры и воистину устрашающие черные очки... не уверена, что смогу привыкнуть и к тому, и к другому. Прошу вас, отец, не заставляйте меня ответить согласием! – взмолилась она, не сдержавшись.

И лицо мистера Хэмптона передернуло судорогой.

– Милая, – простенал он страдальческим голосом, – что, если со мной что-то случится? Вот сейчас же, в этот самый момент... Кто тогда позаботится о тебе? Кто примет к себе? Разве что кузен Максфельд из жалости и протянет руку... – Он покачал головой, как бы страшась даже помышлять о подобном. – Однако быть приживалкой – этого ли мы с матушкой желали для тебя? – И, приметив перемену в дочери, поднажал: – Аддингтоны же весьма уважаемое семейство, пусть и поднявшиеся благодаря торговле. Нам ли судить их – твой дедушка и сам из судейских – особенно в таких обстоятельствах...

Элизабет понимала, что отец деликатничает, открыто не указывая на ее проступок, на то, что в ее положении раскидываться женихами не приходится. Чудо, что один все же нашелся, пусть и движимый своими собственными резонами.

Она прикрыла глаза, глядя в окно на покрытые инеем деревья, на дорожки, присыпанные серебром выпавшего снега – ощутила такие тоску и отчаяние, безысходность и жгучую горечь, что на глазах навернулись слезы. Опалили ресницы, как кислотой, медленно побежали по щекам... Отдаться в руки нелюбимого человека, сделаться его полновластной рабой, всю жизнь до смертного часа исполнять его прихоти. Могли ли быть что-то страшнее этого?

Она смахнула слезинки, стиснула бескровные губы и обернулась.

– Хорошо, так тому и быть: я отвечу согласием. Коли на то есть ваша воля, отец…

Мистер Хэмптон изобразил улыбку на исполненном страданием лице. Ни дать, ни взять древний патриарх, на смертном ложе раздающий отцовские благословения…

– Рад это слышать, милая. – Он протянул дочери руку. – Твои слова возвращают меня к жизни.

И он ничуть не лукавил: уже на следующий день отправился на прогулку и прошел целую милю ничуть не запыхавшись.

По счастливому случаю, пусть Лиззи его таковым и не считала, было извлечено из сундука матушкино свадебное платье. Несколько устаревшего фасона, оно все еще было достаточно красивым, к тому же пахло ее духами, и девушка невольно залюбовалась игрой света на расшитом блестками лифе. Не верилось, что пришло ее время быть невестой... Совсем краткий срок, но все же.

Общественные приличия предписывали долгую помолвку, никак не менее года, однако в данных обстоятельствах Аддингтон не посчитался и с этими нормами: сказал, что желает отбыть в новое имение уже через неделю и встречаться с невестой наездами не намерен. Слишком много работы ему предстоит, чтобы тратить драгоценное время на долгую дорогу... Элизабет же была не в том положении, чтобы диктовать собственные условия. Ей хватило одного взгляда на будущую свекровь, чтобы захотеть покинуть Колчестер как можно скорее... Сбежать от ее недоброго взгляда, колкого, как осколок стекла. И столь же прозрачного: скрывать своего отношения по отношению к будущей невестке миссис Аддингтон не собиралась, и вся гамма ее недовольства, вызванная выбором сына, читалась в лице, жестах, даже походке суровой родительницы.