– Не нужно об этом, – попросила она. – Если я неошибаюсь, ваши предки с Кавказа, господин Караев, а там люди отличались особымдолголетием. И пятьдесят семь или пятьдесят девять это только юношескийвозраст. Разве не так?

– Так, – согласился Караев. – Между прочим,дедушка моей мамы жил до девяноста лет и работал в поле. Вот такие у менякорни. А моя бабушка прожила восемьдесят пять.

– Прекрасная родословная, – восхитилась Элина. –Если вы все-таки решитесь сделать мне предложение, я буду думать, что выдостаточно перспективный жених. Как вы сказали? Девяносто лет. Значит, у нас взапасе почти полвека. Заманчивая перспектива. Я сейчас принесу мясо. Я сумеласделать тот самый соус, который тебе нравился. С грибами.

– Подожди про соус, – попросил он, взяв ее за руку, ипритянул к себе, обнимая за талию. – А кто сказал, что я отказываюсь?По-моему я делал тебе предложение уже несколько раз. Когда мы можем податьзаявление в загс?

– Если вы меня не отпустите, мясо подгорит, –предупредила она, – а заявление можно подать уже завтра утром. Если вынайдете время отправиться со мной в загс и позволите себе немного опоздать наработу. Может, ты меня все-таки отпустишь?

Он разжал руки, и она подошла к плите. Вернулась к столу сдвумя большими тарелками. Уселась напротив него. Он снова разлил вино в бокалы.

– За нас, – поднял он бокал.

– За нашу будущую совместную жизнь, – подняла онасвой, – и учти, что я не собираюсь брать твою фамилию. Я уже достаточноизвестный дизайнер. Ты не обижаешься?

– Ужасно обижаюсь. Нужно чтобы твой сын тоже взял моюфамилию, – притворно нахмурился Тимур и первый улыбнулся. – Какиеглупости. Хотя мне все равно обидно.

– Почему обидно?

– Великий русский путешественник Пржевальский открыл новуюпороду лошади в Средней Азии, – вздохнул Караев, – и лошадьсогласилась принять его фамилию, став «лошадью Пржевальского», а моя будущаяжена не хочет брать фамилию мужа. Обидно.

Оба расхохотались. Второй бокал вина показался простовосхитительным. Сегодня был такой замечательный вечер. Он попробовал мясо. Онадействительно сумела сделать тот самый соус. И в этот момент раздалсятелефонный звонок. Он потом часто себя спрашивал, что могло произойти, если бытрубку взял он. Наверное, ничего бы не изменилось. Он бы все равно позвалЭлину. Но трубку сняла она.

– Да, – произнесла Элина, и счастливая улыбка началамедленно стекать с ее лица. Затем она несколько раз переспросила по-итальянски.Как-то странно взглянула на Тимура, снова переспросила. Долго слушала своюсобеседницу. Он понял, что она разговаривает с Джулианеллой, своей подругой изИталии. Настроение начало портиться. Он отодвинул тарелку с недоеденным мясомот себя. «Почему снова позвонила эта эксцентричная итальянка? – недовольноподумал Тимур. – Неужели нельзя их просто оставить в покое. Неужелиобязательно нужно звонить в Москву, чтобы сообщить обо всем, что творится вэтой далекой Флоренции?»

Он видел, как меняется выражение лица Элины, и ему всеменьше и меньше нравился этот внезапный телефонный звонок и этот затянувшийсяразговор. Наконец Элина попрощалась и положила трубку. Кажется, она дажевсхлипнула. Теперь у нее было совсем иное лицо. Словно каменная маска. Онапрошла на место и села напротив него. Ее мясо остыло на тарелке. Она смотрелакуда-то мимо.

– Что случилось? – спросил Караев. – Что опятьтебе наговорила Джулианелла? Неужели во Флоренции сожгли галерею Уффици?

– Это не смешно, – печально ответила Элина. – Делов том, что Линде совсем плохо. Врачи считают, что она не сумеет дотянуть дажедо конца месяца. Ты понимаешь, как это серьезно?

– Понимаю. Но она уже звонила и рассказывала тебе о болезниЛинды. Я очень сожалею, что все именно так и случилось, но давай сегодня небудем об этом вспоминать. Мы собирались с тобой завтра в загс, если я точнопомню. И такая тема совсем не повод к тому, чтобы портить себе настроение. Тыне видела Линду столько лет~

– Лучше бы я ее и не увидела, – медленно произнеслаЭлина.

– Что? – не понял Тимур.

– Лучше бы мы туда не поехали, – упрямо повторилаона. – Это я виновата в ее смерти.

– Не говори глупостей. При чем тут ты? У нее онкология, а тывинишь себя~

– Минкявичус умер от подобных симптомов, – напомнилаЭлина, – и тогда ты сказал, что ничего не знаешь.

– Верно. Мы уже говорили на эту тему. Я и сейчас не знаю, отчего умер ее муж. Возможно, они были где-то в горах, рядом с какой-то станциейили получили облучение другим, неизвестным мне способом. Я не знаюподробностей. Возможно, что смерть Минкявичуса и болезнь Линды вообще несвязаны между собой. Все возможно. Только я не совсем понимаю, каким образом ееболезнь и наше появление в Италии каким-то образом могут быть связаны друг сдругом~

– К Джулианелле приходил следователь, – сообщила Элина,все еще глядя куда-то мимо него, в одну точку, – он расспрашивал о нашемприезде, о наших встречах, о наших знакомствах. Следователь пояснил, что послевечернего ужина с нами Йозас впервые почувствовал себя плохо. А через несколькодней попал в больницу. Неужели ты ничего не хочешь понять? Следователь считает,что это было спланированное убийство Минкявичуса и его супруги.

– Возможно, – согласился Караев, – но я непонимаю, при чем тут мы.

– Они проверили автомобиль Минкявичуса, – сообщилаЭлина, наконец переведя свой взгляд на него, – и обнаружили, что онбуквально светится от радиоактивности. Можешь себе представить? Там ничего необнаружили, но радиационный фон в салоне автомобиля был просто ужасающим.Именно поэтому сразу скончался Минкявичус и заболела Линда. Джулианелласказала, что машину увезли на проверку.

– Но почему ты все время связываешь эти события с нашимпоявлением во Флоренции? Может, у них была неисправная машина. Или в их салончто-то попало.

– Не нужно, – прервала его Элина, – я еще неокончательно чокнулась. Я должна уважать человека, с которым собираюсь жить.Тимур, а ты мне все время врешь~ Только не возражай, иначе я просто уйду. Яведь помню, как ты тогда нервничал, как не пустил меня сесть в их машину. Тытогда даже крикнул, и я очень удивилась. А потом ты смотрел так, словно чего-тождал. Я теперь понимаю, что ты точно знал – что-то должно произойти. Поэтому тыне пустил меня в этот автомобиль. И сам не захотел туда садиться. Я все этоотчетливо помню.

Он молчал. Этот проклятый звонок. И этот следователь.Конечно, итальянцы не самые последние идиоты. Рано или поздно они бы вычислили,как именно погиб Минкявичус. И проверили бы его автомобиль. Что и произошло.Единственной оплошностью было его поведение после ужина, которое запомнилосьЭлине. Он и не предполагал, что она так отчетливо все запомнит. И теперьпредъявит ему обвинения.

– Зачем мы туда поехали? – спросила она. – Тебенужно было, чтобы я помогла познакомиться с их семьей. А потом ты хладнокровноих уничтожил?