великому изумлению визитера, сказала, что они уже побеседовали. Выяснилось, что первым «Стрекозой» был издатель этого журнала Корнфельд, а вторым – Аверченко, который и убедил ее сотрудничать с новым изданием. «Сатирикон», объединивший весьма талантливых писателей и художников, пользовался оглушительным успехом, а Тэффи и Аверченко стали его самыми популярными авторами. К 1913 году между Корнфельдом и его сотрудниками начались конфликты, главным образом, очевидно, из-за денег, и в результате лучшие из авторов (в том числе и Тэффи) порвали с журналом [Евстигнеева 1968: 106 и далее]. Они основали новый журнал с соответствующим названием «Новый Сатирикон», превратив старый «Сатирикон» в пустышку, которая на следующий год прекратила свое существование.

В «Сатириконе», особенно в первые годы, видное место отводилось политической и социальной сатире, однако современников особенно привлекал его простой, веселый смех. «В революционные годы, – писал один из них, – смеялись кровавыми слезами. Была сатира, но не было смеха. Появление “Сатирикона” означало рождение смеха. Наряду с сатирой политической, там были прелестные произведения, созданные гением безобидного смеха»[173]. Сочинения Тэффи относились именно к таким «прелестным произведениям», и в лучших из них она вышла на новый уровень мастерства прозаической миниатюры. Впрочем, она не слишком часто публиковалась в этом журнале, а впоследствии вспоминала, что была «скорее гастролершей, чем постоянной сотрудницей» [Тэффи 2004: 290]. Несмотря на это, в общественном мнении она прочно утвердилась в качестве одного из основных авторов «Нового Сатирикона», вероятно из-за того, что большинство ее книг выпускалось под его маркой.

Хотя «Сатирикон» ориентировался на массового читателя, он также привлекал представителей художественной и литературной элиты. Обложку его первого выпуска (1 апреля 1908 года) украсил рисунок Леона Бакста, в последующих номерах время от времени помещались работы других мирискусников. Печаталась в нем также поэзия и проза символистов и постсимволистов. Чуковский обратил внимание на это парадоксальное смешение, с наигранным удивлением отмечая, что в одном отдельном выпуске журнала «вы найдете гневную насмешку над поэтом Кузминым… но вам не нужно даже переворачивать страницу, чтобы увидеть такую строку: “В журнале принимают постоянное участие такие-то, такие-то и М. Кузмин!”» [Чуковский 2001–2009, 7: 442] («Современные ювеналы»)[174]. На страницах «Сатирикона», продолжал Чуковский, вы найдете стихотворения Блока и других модернистов, но стоит наугад раскрыть журнал, как вы «с удивлением прочтете там… о “прыщавых декадентских щеголях”». В заключение Чуковский заявил, что современным читателям такое нравится, потому что, устав от абстрактных парений символизма и разочаровавшись в результатах революции 1905 года, они утратили веру во все провозглашаемые высокие идеалы.

Взаимная симпатия сатириконцев и модернистов не осталась незамеченной и обычно объясняется так называемым кризисом символизма, начало которого отсчитывается от пьесы Блока «Балаганчик» (1906), где «недостижимая Прекрасная Дама» поэта была вытеснена «земной Колумбиной, картонной невестой»[175]. Отмечалось и сближение между основанным в 1909 году литературно-художественным журналом «Аполлон» и «Сатирико-ном» – уже их названия указывают на связь с выдвинутыми Ницше понятиями аполлонического и дионисийского (сатиры являются спутниками Диониса)[176]. «Аполлон» печатал самых разнообразных писателей-модернистов, но вскоре в нем возобладали публикации группы более молодых поэтов, которые впоследствии стали называть себя акмеистами. Ее центральными фигурами были Николай Гумилев (1886–1921), Анна Ахматова (1889–1966) и Осип Мандельштам (1891–1938). Акмеизм явился реакцией на отвлеченность и оторванность символизма от реальности и заявил о своей приверженности к ясности, прославлению конкретного, материального мира как такового. Многие молодые поэты из «Аполлона» – Гумилев и Сергей Городецкий чаще других – публиковались в «Сатириконе», а призыв Михаила Кузмина (1872–1936), выраженный в его знаменитом эссе «О прекрасной ясности» (1910), относился не только к ним, но и к сатириконцам, и в первую очередь – к Тэффи: «Пишите логично, соблюдая чистоту народной речи… будьте экономны в средствах и скупы в словах, точны и подлинны – и вы найдете секрет дивной вещи – прекрасной ясности, которую назвал бы я “кларизмом”»[177].

«Русское слово»

Большое значение для Тэффи – как в профессиональном, так и в материальном отношении – имело приглашение стать штатным автором «Русского слова» – самой читаемой и уважаемой российской газеты. Она была основана в 1895 году по образцу западноевропейских и американских ежедневных газет, в ней работали первоклассные публицисты, у нее была сеть корреспондентов по всей России и отделения по всему миру, и к 1917 году она выходила более чем миллионными тиражами[178]. Большие тиражи «Русского слова» и выплачиваемые им щедрые гонорары привлекали многих знаменитых писателей. В 1906 году здесь впервые был напечатан очерк Л. Н. Толстого о Шекспире. Блок, опубликовавший несколько стихотворений в «Русском слове», записал в своем дневнике: «Считая 10 человек на № (это minimum) – около 2 500 000 человек»[179].

В первый год Тэффи работала очень продуктивно, порой ее фельетоны выходили два-три раза в неделю. Она вспоминала, что первое время от нее ожидали фельетонов, посвященных мелким невзгодам городской жизни, таким как «антисанитарное состояние извозчичьих дворов» и «тяжелое положение современной прачки» [Тэффи 1931а: 108], однако это описание не соответствует действительности, поскольку с самого начала в ее произведениях в центре внимания оказывалась скорее культурная жизнь. Некоторые ее работы действительно имели политический уклон, но сатира в них была относительно мягкой и зачастую крылась в произведениях по преимуществу аполитичных. Так, уже в самом конце «Выставки новейших изобретений» она едва ли не пророчески описывает зловещий прибор:

Называется эта штука – «автоматический шпик». Это небольшой аппаратик, который домовладельцы обязаны будут помещать в каждой квартире. В аппарате этом помещаются фотографическая камера и фонограф. Таким образом, «автоматический шпик» будет записывать и отпечатывать все, что происходит у вас в квартире. Раз в месяц будет приходить кто следует, уносить аппарат куда следует, просматривать записи и, буде нужно, привлекать к ответственности кого следует[180].

Поначалу не предполагалось, что в задачи Тэффи будет входить написание художественной прозы, но она проскальзывала в ее статьи в виде маленьких виньеток, призванных проиллюстрировать их основные темы. Однако вскоре положение изменилось – по ее собственной просьбе:

Мне бы хотелось в какой-нибудь определенный день – скажем, на воскресенье – посылать Вам небольшой юмористический рассказик, а не фельетон. Это гораздо интереснее, забавнее и для читателей веселее. Таким образом, я бы присылала две вещи в неделю: один фельетон юмористический, другой – рассказик. <…> Я уже печатала у Вас такие рассказики, но всегда приходилось их немного портить, пригоняя к злободневности. Хотелось бы больше обращать внимание на художественную отделку вещей, так как тогда они останутся для сборника[181].

Фактический редактор, В.