таверны. Истории матушки Шими всегда пользовались успехом, и этот вечер не должен был стать исключением, ведь вести о знаменитой рассказчице давно уже разлетелись за пределы небольшой деревушки у подножья восьмой сторожевой Башни.

Сама она до сих пор не появилась, но обычно, когда бабушка, ведомая под руку внучкой, еще только входила в таверну, все гости уже были на месте и терпеливо ждали, греясь фирменным горячим напитком хозяина или чем-то слегка покрепче.

— Интересно, о чем будет сегодняшняя история? — прошептал на ухо спутнице один из мужчин.

— Не знаю. Последнее время она перестала говорить об этом заранее.

— Надеюсь, это не связано со здоровьем, — вмешался пожилой господин, сидящий по другую руку. — Ходили слухи, что она таскается с внучкой не просто так. Передает ей свою мудрость.

— Странная девчонка, молчаливая и нелюдимая… А глаза? Ну точно волчьи! — прошептала пробегающая мимо помощница хозяина, обдав собравшихся запахом свежих ягод и шуршанием юбок.

Люди продолжили тихо беседовать в предвкушении чего-то интересного, а между тем, гостей становилось все больше и больше, пока спустя каких-нибудь десять-пятнадцать минут зал не забился до отказа. Оставили лишь небольшой проход для главного действующего лица и мягкую подушку рядом с ее креслом для внучки. Свечи были зажжены, дрова в камине уютно потрескивали, а чайник совсем уже закипел. Некоторые сидели с пивом, другие ждали пряный отвар, и даже когда места закончились, никого из вновь прибывших не выгоняли. Людей пустили по стенам, сразу в несколько рядов, и от этого в таверне стало еще теплее.

Наконец, дверь со скрипом распахнулось, и лица собравшихся разом повернулись ко входу. В освещенный проем из уличной тьмы шагнули двое. Древняя старушка, с накинутым поверх складчатой одежды платком и кожаным чепцом на голове, и совсем еще юная девица с угольно черными распущенными волосами, в простеньком темно-зеленом платье. Глаза первой были закрыты и ничего не видели, второй, поддерживающей ее под руку, смотрели на собравшихся в таверне действительно по-звериному, со смесью осторожности, страха и удивления.

Девушка молча провела старушку к креслу и помогла ей усесться, а сама опустилась на подушку, подобрав под себя ноги.

— Сколько же вас сегодня… — протянула незрячая. — Собрались послушать одну из историй Шими? Хе-хе…

Несмотря на действительно преклонный возраст, рот ее был полон ровных белых зубов, что очень сильно контрастировало со сморщенным и морщинистым лицом, покрытым старческими пятнами. Девочка утвердительно кивнула.

— Хорошо-хорошо. Чего бы вам рассказать… Семен, разноси отвар. И не забудь про маленькую Ши!

Матушка снова хихикнула и, казалось, задумалась, а хозяин с помощницами принялись наливать по кружкам дымящийся напиток и передавать их протянувшим руки людям. Какое-то время в зале стоял шорох, но когда все получили желаемое, стало звеняще тихо.

— Ну что ж… — старушка обвела собравшихся слепыми закрытыми глазами. — Кажется, сегодня особый случай и особые слушатели…

***

Когда-то давно, бесчисленные поколения назад… Жили тогда люди во дворцах, к небесам протянувшихся да на солнце от золота блестящих. Ходить не ходили — все ездили, бед не знали, не думали, а когда и думали, то точно уж не о бытия тщетности. Коим оно, несомненно и было, и длилось на сотни лет.

Взглянул тогда на это Бог возмездия, на города пред ним расстилающиеся и так рассердился от увиденного, что обрушил на людские головы кару, какой не знало человечество да с самого своего зарождения.

Упал с небес дождь огненный да на землю, на моря и реки, на людей и на все, чего их руки когда либо касались. Потекли по улицами потоки раскаленные, и заплакали облака слезами ядовитыми, о судьбах человеческих в скорби. И продолжалось все шесть дней и шесть ночей, пока на седьмой не подули ветра ураганные и не распылили от людей пепел оставшийся и не разнесли его до самого края мира, и не обрушили в воды океана великого.

Как растаял тот пепел в пучине синеющей, так и стихли ветра да слезы окончились. И солнце из-за туч выглянуло, не грея, но обжигая, да только и некому им наслаждаться стало. Порушились башни к небу устремленные, расплавились дома железные. Погибли их создатели, и дети их и внуки, до самого, что ни есть конца и края. Само человечество на грани исчезновения замерло, под ноги себе взглянуло и ужаснулося. Подняло головы к небу, и хуже, чем раскаленные реки оно казалось, и звезд-то видно не было, а те, что проглядывали, все больше беду приманивали.

Взглянул на то Бог и был он содеянным доволен, и вновь удалился в чертоги свои, оставив людей под оком немилостивым, без единой возможности к продолжению рода. Но вышли на свет выжившие, с кожей горящей и глазами, тоски и печали полными, и отринули судьбу для них предначертанную. И начали размножаться они, наперекор задумке божественной. Размножаться, и человечество по крупицам малым восстанавливать: камень на камень ставить да записи читать старинные, чтобы знания драгоценные в темноте веков да не растерялися. Не все удалось спасти выжившим, многое и многие сгинули, судьбе на потеху, а родным на горе. А вновь обретенное подолгу не выстаивало и в пепел рассыпалося, столь божья ярость сильна казалося, что спустя столетия в людских творениях проявляется.

Однако, на то человек и крепок, что просто так не сдается он. Возникли на руинах города чудесные и по сию пору стоящие. Построенные по заветам предтечинским, материалами древними укрепленные и людьми сильными ведомые. И стали те города столицами, государств малых и великих, маяками для людей спасительными, что во тьме разрушения светили и под знамена народ собирали.

Не все в то время ладилось. И часто случалося, что у человека уродцы рождалися, а те из них, кто на людей похожи были, в нутре своем чудовищами становилися. Кто шерстью покрыт, кто чешуйчатый, и были среди них с глазами кошачьими да языками змеиными. Последствия гнева божьего проявилися и до сих пор иногда встречаются. Простому глазу не всегда заметные, да и людьми скрываемые, а все же природа причудлива, и может быть, старушка пред вами сидящая — таким вот чудовищем является.

Но было и еще одно дождя огненного следствие. Пустыней Белой нынче зовущееся, в то время центром атаки являющееся. Туда, за скалы высокие, упали глыбы раскаленные, а после снег посыпался. И был тот снег серым-серым, с крапинками черными, и зареклися выжившие к месту трагедии приближаться, да только само оно настигать их принялось, и зверей причудливых да тварей уродливых во чреве своем рожать и на людские земли выплевывать, чтобы творили те