– Ладно, – вздохнул я. – Никуда тебе, Смирнов, бежать не нужно. Мишка, где у нас амуниция – начинайте с Игорьком экипировать стрелка. Да, журнал-то давай – распишусь в приёме. По движку и кабине замечаний, надеюсь, не будет – а если будут, я тебе потом сам всё выскажу. Смирнов!

– Я, тарищ лейтенант!

– Держи, – протянул ему маленькую круглую жестяную коробочку с монпансье. В военторговской лавке недавно взял как замену куреву. А то ребята дымят, а я с таким это важным видом леденец достаю. Типа как от табачной соски отучаюсь.

– Доза – по два маленьких леденца за каждую щёку. Принимать при приступах тошноты и укачивании. В случае появления «мессеров» – дозу увеличить в два раза. Всё понятно?

– Слушаюсь! – Он чего? Не понял, что это я прикалываюсь? И вправду же начнёт леденцы грызть вместо того, чтобы начать отстреливаться.

– Теперь по обращению в вылете и в бою. Если будешь обращаться по уставу типа: «Товарищ младший лейтенант, разрешите доложить! Обнаружил атаку вражеского истребителя с ракурса 265 градусов при понижении 20 метров. Разрешите открыть огонь?» – нас сожрут, как псина кусок сардельки. По связи ори что-нибудь типа: «Жур, с семи «мессер»! Жми влево – отобью!» Понял?

– Слушаюсь!

– Неуставные обращения допускаются только в полётном и боевом режимах. В остальном взаимоотношения военнослужащих регламентирует Устав РККА? Ясно?

– Слушаюсь!

– Слушай, ну ты хоть для разнообразия ответь «ясно», или «понятно», или совсем кратко – «да». Кстати, тебя тоже надо подсократить – позывной тебе придумать. А то пока проговоришь звание-фамилию «Крас-но-арме-ец Смир-нов», нам уже пару раз с хвоста влепят… Тебя-то полностью как звать-величать?

– Устин Борисович!

– Как?!

– Устином Борисовичем я буду, – с затуханием и смущением ответил боец. Как будто решил, что такое редкое имя может послужить отказом в пригодности к вылету.

– Видно, из уральских, – со знанием дела заметил Мишка.

– Верно?

– Верно!

– Ладушки, позывной тебе будет – Бур! Что есть – «Боец уральский».

Мишка решил поприкалываться по этому поводу.

– Клади руку на журнал! – Боец оторопело повиновался. – Нарекаю тебя именем небесным – позывным Бур! Ныне, присно и во веки веков. Аминь!

И ещё сделал вид, что крестит его.

– Муса, не юродствуй – ты у нас вообще мусульманин, когда сам про это вспоминаешь!

– Так мне что, обрезание ему сделать?

Вновь названный Бур после такого заявления даже отпрыгнул от нас.

– Так, всё, хорош парня смущать. Начинаем экипироваться.

Игорь уже притащил парашюты, кирасу и шлемак. Начинаем собираться в путь-дорогу дальнюю.

Накинуть верхние лямки ремней на плечи. Игорёк помогает Буру. Наш заправщик закончил закачивать в баки топливо и вынул «пистолет». С «ЗИСа» солдашата сгружают «сотки» и ящики с эрэсами на наше звено.

Нижние ремни – застегнуть. Грудной карабин… Мишка с Игорьком вдвоём взялись за подвеску парашюта и подняли на ней Бура. Встряхнули. Нашли, где появилась слабина, – подтянули. Заправщик уже отъезжает от Санькиной машины. «Ил» с бортовым номером 12 ещё продолжает заправляться. Ничего не попишешь – штурмовики первых серий имели только одну заливную горловину и «обедали» по полчаса. Гриша Сотник неторопливо контролирует процесс, постукивая себя веточкой по сапогу.

Парашют уже на попе. Нужно покрутить корпусом. Вроде нормально. Мишка и Игорёк помогают Буру надеть кирасу. Оружейники загрузили «сотки» в отсеки и проверяют работу створок люков. Санька Якименко что-то обсуждает со своими технарями. У него тоже сегодня новый стрелок. Его техник Васятка, с которым Санька успел слетать пару раз, даёт новичку ценные советы.

Пилоточка, пилоточка… Нравится мне моя синяя довоенная пилотка с голубым кантом. Она и сшита фасонистее, и на голове сидит удобнее – не разъезжается и не слетает. Даже ткань плотнее, чем на той же солдатской пилотке у нашего Бура-Смирнова. Я забрал обе пилотки и передал Мишке, который засунул их себе за пояс. Начиная с начала июня стали летать в одних комбезах, а то жарко. Стрелки-новички сегодня пойдут на вылет в своих гимнастёрках. Что поделаешь, не догадались раньше обзавестись лишними синими комбезами, так что теперь ругаться-то.

Разбежаться – ускориться – прыжок на крыло, и скорее, скорее перебираем ногами, а то соскользнёшь. Везёт же стрелку – его со всем почётом по лесенке в кабину водружают. Под крыльями оружейники колдуют с эрэсами – подвешивают, вставляют запалы, подсоединяют провода. Мишка и Игорёк тащат баллон со сжатым воздухом. Гришка уже занял место в кабине и что-то обсуждает со своим технарём, который стоит на крыле возле него.

Сборы-сборы… Как-то некомфортно мне. Как будто тянет где-то внутри. Ну-ка ещё поёрзать на парашюте. Да не, вроде бы всё пучком. Оглядываюсь. Мой защитник устраивается на своём ремне. Ребята помогают ему надеть шлем и подсоединяют к бортовой связи. Всё, устраиваюсь на месте и застёгиваю свой шлемофон. Вот когда же у меня руки дойдут – давно хотел вместо застёжек кнопки присобачить.

Начинаем проверку по кабине – по приборам на панели… Моё звено заняло свои места в машинах. Все пять душ. В трёх потрёпанных «Илах» с номерами 06, 10 и 12.

– От винта!

Запуск.

Еэззз! – «шестёрочка» завелась с первого раза. Вот ведь спасибо Игорьку – свечки прокалил. Время есть, топливо – под завязку, так что дадим движку поработать на низких. Игорёк, наверное, уже сегодня гонял двигатель, но не мешает ещё разок. Заодно своими ушками послушаю. Это, конечно же, не вазовский движок моей верной «шахи», на котором я отчётливо слышал каждый «горшок»[38]. Однако и на «Иле» с его АМ‑38 на холостых можно было по звуку вычленить отдельные посторонние шумы, особенно на прогретом. Но это потом, а сейчас стрелка прибора, показывающего температуру масла, только отлипла от крайнего левого положения. Пока «греемся», проверю-ка движения своего «джойстика». Метрового почти. О который при аварийной или небрежной посадке некоторые пилоты иногда себе так всё отбивают, что потом уже ничего не хочется. Особенно близких личных контактов с противоположным полом. Может быть, на фронте и вообще на войне это будет даже плюсом, а вот потом – явный минус. И так в 46-м, да и десятилетием позже любой мужик, хоть косой и кривой, хоть хромой и рябой, был на вес золота. Чтобы мне не попасть в разряд дефектных, мы с Мишкой придумали и поставили дополнительный щиток защиты на кресло. Парашют теперь укладывался в «чашку» и вынимался с некоторым затруднением, ход «на себя» сократился на 30 миллиметров, однако это лучше, чем получить повреждения в самой важной для каждого мужчины части тела. Только между нами, девушками, – точно такой же дополнительный щиток Ковалёв себе тоже установил. И вроде бы как остальные лётчики заинтересовались таким техническим новшеством.