В 2000 году подошёл к концу второй срок Джерри Ролингса на посту президента Ганы. Выдвигать свою кандидатуру он уже не мог; вместо него, вполне в соответствии с американской политической традицией, на выборы пошёл его вице-президент Джон Атта Миллс. Главным конкурентом был всё тот же Куфуор, который строил свою избирательную кампанию на постоянных встречах с простыми ганцами: он спрашивал их о том, довольны ли они результатами двадцатилетнего правления Ролингса, считают ли они, что нужно продолжать идти вперёд с бывшими представителями военной хунты, сменившими форму на пиджаки?

Ответ, который дала нация на выборах, был довольно однозначным. Поддержанный Роллингсом Миллс проиграл: в первом туре Куфуор набрал 48 %, а Миллс 44 %, а во втором Куфуор набрал примерно 56 %. Триумф ждал и партию Куфуора – она выиграла выборы, а Национальный демократический конгресс Ролингса перешёл в оппозицию.

Это было ещё более знаменательное событие: впервые за почти 50 лет независимости Ганы власть перешла от одного избранного президента к другому. Мирно, без эксцессов и волнений, без восстаний и вооруженного сопротивления. Джон Ролинг, военный, совершивший два переворота и правивший страной 20 лет (причем половину этого срока – без всякой конституции), привёл страну к свободным и демократическим выборам – и ушёл.

Нельзя сказать, правда, что он ушёл очень далеко. Ролингс сохранил большое влияние в силовых ведомствах; он продолжал пользоваться популярностью в народе. Многим нравился суровый, брутальный внешний вид «Папы Джея» (так прозвали ганцы из-за его инициалов – Джерри Джон) – им импонировал образ крепко сбитого мужчины с военной выправкой и толстенной шеей. Когда в 2008 году президентом Ганы был всё-таки избран его бывший вице-президент Миллс, многие говорили о том, что за его спиной стоит Ролингс, отдавая приказы и принимая решение о назначениях.

Он постоянно высказывался по тем или иным вопросам ганской политики, критикуя то одних, то других и претендуя на роль пастора нации, морального авторитета, который неустанно следит за политическим классом. Некоторые называли его угрозой для ганской демократии – ведь у него уже был опыт переворотов и постоянные инвективы против чиновников и президентов могли расцениваться как подготовка к перевороту. Но бывший президент никого не вёл на президентский дворец – и, кажется, не собирался.

Споры о его наследии не утихают. Одни считают, что он предал свои ранние идеалы, пойдя на поклон к международным институтам; такие критики справедливо указывают на то, что характер экономики страны всё равно, по сути, остался колониальным и благополучие Ганы зависит от экспорта ресурсов. Построенная Ролингсом неолиберальная экономика с самого начала страдала от множества перекосов и диспропорций, которые пришлось исправлять уже тем, кто вставал у руля страны после него.

Другие не могут простить ему жестокости и насилия, которыми было отмечено его правление в качестве военного лидера; особенно часто ему припоминают это родственники расстрелянных им коррумпированных генералов.

Но в памяти многих Ролингс стоит где-то рядом с Нкрума: он считается настоящим президентом, поднявшим Гану на новую высоту и не дававшим спуска тем, кто пытался препятствовать ему на этом пути. Ролингса награждают, его приглашают в почётные советы и выдают почётные степени мировых университетов. Его любят и ненавидят, о нём спорят и не могут сойтись. Наверное, таким и должен быть сильный лидер из страны воинов – неоднозначным и загадочным, сильным и харизматичным, жестоким, но внутренне справедливым.

Пожалуй, в качестве иллюстрации того, как изменилась Гана при Ролингсе, можно привести случай, произошедший в феврале 2019 года. Застряв в пробке на одной из дорог Аккры, Ролингс припарковал машину, вышел из неё и занялся регулировкой движения. Африканских президентов, которые могут позволить себе роскошь обычной жизни после окончания своего правления, крайне мало. И Ролингс сам построил политическую реальность, в которой такое возможно.

Это может показаться неожиданным, но в годы Второй мировой войны, когда нацисты уже несколько лет осуществляли холокост в Восточной и Западной Европе, в Советском Союзе, на Балканах – словом, всюду куда они могли дотянуться – в столице Третьего рейха и многих других немецких городах продолжало жить и работать некоторое количество евреев – по разным оценкам, от 5 до 7 тысяч человек. Конечно, официально Берлин, как и весь рейх, считался judenrein (очищенным от евреев), но не стоит удивляться: это был далеко не первый раз, когда практика расходилась у нацистов с пропагандистскими заявлениями.

Гестапо должно было разработать план по выявлению всех оставшихся в Германии евреев – как тех, кто продолжал жить в стране легально, так и тех, кто перешел на нелегальное положение (на сленге гестаповцев нелегалов называли «подводными лодками»). К тому времени гестапо уже не один год использовало невероятно широкую сеть осведомителей, шпионов, разнообразных помощников и наводчиков – с их помощью удавалось не только получать информацию о еврейском подполье, но и ловить нелегалов, перенаправляя их после этого в лагеря смерти.

Операцией по поиску скрывавшихся в Берлине евреев руководил Вальтер Добберке – сотрудник гестапо и гауптшарфюрер СС. Несмотря на не самое высокое звание, именно Добберке поручили разработать план по отлову и высылке берлинских евреев. Свою штаб-квартиру Добберке расположил в пересыльном лагере на Гроссе Гамбургер-штрассе – в бывшем здании еврейского дома престарелых. Эта улица в центре Берлина, идущая от Огюст-штрассе до Ораниенбургер-штрассе, до прихода нацистов к власти скорее считалась символом религиозной терпимости – на небольшом пространстве здесь располагались храмы различных религий и центры католической, протестантской и иудейской жизни (тем более что неподалеку от улицы располагается Новая синагога).

Но все это славное прошлое было отброшено нацистами – и Гроссе Гамбургер-штрассе стала одним из самых страшных мест на карте Берлина. Впрочем, она была не одинока – ужаса в те годы в Берлине было немало.

Положение на фронтах для Германии было критическим. В начале февраля под Сталинградом немцы были разгромлены, а 6-я армия капитулировала и сдалась в плен – вместе со своим руководителем, новоиспечённым фельдмаршалом Паулюсом. Вскоре после этого советские войска освободили Курск, Ростов и Харьков. Сражение в Северной Африке было практически проиграно – после поражения под Эль-Аламейном и высадки американских и британских войск в Марокко, Алжире и Тунисе. На Касабланкской конференции в январе 1943 года страны-союзницы потребовали от Германии безоговорочной капитуляции.

В этой обстановке 18 февраля 1943 года министр пропаганды Йозеф Геббельс выступил с одной из своей самых знаменитых речей. Выступая в Берлинском дворце спорта, Геббельс объявил о том, что Германия должна начать тотальную войну – иначе её сотрут с лица земли большевики и англосаксы.

Через девять дней после выступления Геббельса началась операция по аресту и вывозу евреев из Германии; в документах гестапо она получила название Großaktion Juden (Большая операция с евреями), но в истории она закрепилась под другим названием – Fabrikaktion (Фабричная операция), так как большинство евреев, продолжавших жить в Германии, работали тогда на фабриках и заводах.