Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, они… ушли отсюда. По Суворовскому. Позиции оставили…
— Вы их выпустили? — полковник ощерился, в глазах блеснула настоящая ненависть. — Вы этих мразей выпустили?! Дали им уйти?!
— Товарищ Иванов, так ведь мальчишки же… юнцы безусые, сопляки… сами ушли, без выстрелов, без крови… мы теперь на самых задах дворца… это же хорошо, да?
Рука полковника — или кем он там являлся в действительности? — лежала на кобуре маузера. Ирина Ивановна, полузакрытая Жадовым, осторожным и мягким движением достала «люгер».
— Классовый враг должен быть уничтожен, — отчеканил Иванов. — Чем раньше, тем лучше. Каждый из этих «мальчишек», которых ты так жалеешь, комиссар, будет теперь убивать рабочих, жечь, пытать и вешать, насиловать их жён, детей на штыки поднимать. Это ты понимаешь, Жадов? Или эта, — он ткнул в сторону Ирины Ивановны, — у тебя последний разум высосала, эта… — и он добавил грязное слово.
Жадов побелел. И прежде, чем кто-то успел хоть слово сказать, пудовый кулак комиссара врезался в подбородок полковнику, идеально выбритый, несмотря ни на что.
Хотя удар и был нанесён стремительно, нежданно, полковник успел слегка отклониться — но всё-таки недостаточно. Его опрокинуло на спину, фуражка смягчила удар затылка о камни.
Ирина Ивановна шагнула к нему, направляя ствол «люгера» прямо тому в лоб.
Полковник захрипел, помутившийся было взгляд быстро становился вновь осмысленным.
— Не желаете ли извиниться, гражданин? — холодно осведомилась Ирина Ивановна.
Полковник вскочил с неожиданной лёгкостью, словно и не пропустив только что тяжелый удар. На пистолет в руке Ирины Ивановны он даже не посмотрел, словно не веря, что она способна выстрелить.
— Что ж, комиссар, решил на кулачках потягаться? Это можно. А вы, мадам, опустите пушку, ещё выпалите с перепугу. Ну, комиссар? Давай сюда, поближе.
— Прекратите! — выкрикнула Ирина Ивановна, но Жадов с Ивановным, само собой, её уже не слышали.
Комиссар, похоже, был тоже не дурак подраться.
— Господи! У них революция, а они!.. — не выдержала Ирина Ивановна. И несколько бойцов постарше из их отряда даже засмеялись — настолько дико и абсурдно всё это выглядело.
Полковник Иванов, однако, оказался не лыком шит. Странно качнулся влево-вправо, и ударил — резко, точно и впрямь мастер бокса, с такой быстротой, что движения было почти не различить. Голова комиссара дёрнулась от пропущенного удара, а в следующий миг полковник сшиб Жадова с ног ловкой подсечкой, придавил к камням — колено на горле.
— Всё-всё-всё, уже всё, — хладнокровно бросил Иванов, поднимаясь. — Считай, мы квиты, комиссар. Друг с другом разобрались, теперь буржуев добивать надо. Но, Жадов, если опять контру отпустишь — так и знай, лично расстреляю. А твою пэ-пэ-жэ… научи стрелять, что ли. А то ведь и убьёт кого-то ненароком.
— «Твою пэ-пэ-жэ»? Это ещё что такое?! — Ирина Ивановна бросила через плечо, помогая подняться болезненно морщившемуся Жадову.
— Походно-полевая жена. Не слыхали, что ли? — ухмыльнулся полковник.
И тут комиссар Михаил Жадов удивил всех.
— Не знаю никаких «походно-полевых». Ирина Ивановна моя жена! Законная! — вдруг бросил он прямо в лицо полковнику.
Тот явно хотел ответить чем-то саркастическим — но в этот момент над противоположной стороной Таврического сада взлетели алые сигнальные ракеты.
— Атака! — резко бросил Иванов, одним движением выхватывая маузер. Несмотря на то, что из огромной деревянной кобуры его и просто вытащить не так-то легко. — Вперёд, за мной! Да здравствует революция! Ура, товарищи!
— Ура! — подхватил отряд комиссара Жадова и другие, успевшие подтянуться к Суворовскому музею.
По пустому, полумёртвому саду бежали тёмные цепи — солдаты, матросы, множество гражданских в тёмных пальто и куртках, наставив штыки.
Ирина Ивановна Шульц бежала вместе с остальными, не отставая от комиссара. С того самого момента, как Жадов объявил её своей «настоящей женой», они не обменялись и единым словом. Смотреть в глаза Ирине Ивановна комиссар тоже избегал.
Со стороны Невы бухнул артиллерийский выстрел и сразу же грянул разрыв снаряда. И частая-частая стрельба.
В них тоже кто-то выстрелил, неприцельно; какие-то фигурки заметались у высоких окон зала заседаний Государственной думы, что выходили как раз на большой пруд; из наступающих цепей тоже начали стрелять, посыпались стекла; оконные проёмы лишь до половины заполняли мешки с песком.
Никакого порядка в наступлении не было, никто не организовывал стрельбу залпами, как велел устав, пулемётчики не прикрывали пехоту — толпа просто валила к нарядному праздничному дворцу, беспорядочно паля куда придется.
Атакующие появились со всех сторон, с противоположного края пруда, от оранжерей, они накатывались со всех сторон, тёмное людское море; со стороны Шпалерной раздавалась сильная стрельба, но непонятно было, то ли это отстреливаются защитники дворца, то ли огонь ведут наступающие.
Кто-то, пригибаясь, бросился наутёк из боковых дверей дворца — по ним не стреляли.
С громовым «ура!» били прикладами остатки стекол, выламывали огромные рамы. Перепрыгивали через мешки, сплошным потоком, словно прорвавшая плотину река, врываясь в знаменитый зал заседаний.
Посреди него растерянно толпились, поспешно подняв руки, десятка полтора хорошо одетых господ в элегантных костюмах.
— Сдаемся! Мы сдаемся! — поспешил выкрикнуть один из них.
— Прекратим это бессмысленное кровопролитие!
Из противоположных дверей вывалилась целая толпа вооруженных людей, в самом центре которой, возбуждённо подпрыгивая, отмахивая левой рукой, словно отбивая ритм, быстро шёл, почти бежал к столпившимся в центре зала «министрам-капиталистам» невысокий лысый человечек, в костюме с жилеткой, в начищенных туфлях — ни дать, ни взять, какой-то присяжный поверенный средней руки.
Рядом с ним, отставая на полшага, торопился ещё один, в полувоенном френче и пенсне, с усами и острой бородой клинышком; в руке — направленный на министров маузер.
А за ними ещё один — коренастый мужчина средних лет с каштановой бородой, где ещё не пробилась седина, тоже с мазузером наготове.
Комиссар Жадов оказался рядом с Ириной Ивановной. В глаза ей он смотреть по-прежнему не решался.
Один из министров — кажется, князь Львов — шагнул вперёд.
— Господин Ульянов!.. И господин Бронштейн!..
— К вашим услугам, — выскочил вперёд последний. Он весело улыбался, глаза задорно блестели.
— Г г ажданин п г едседатель так называемого «в г еменного соб г ания» — тот, кого назвали «Ульяновым» засунул большие пальцы за проймы жилетки, выставил ногу вперёд — ни дать, ни взять, Наполеон, принимающий капитуляцию Тулона, — настоящим мы, полномочные п г едставители Совета г абочих, к г естьянских и солдатских депутатов, объявляем ваше «соб г ание» — низложенным!
Рев сотен глоток, выстрелы в потолок, от чего Ирина Ивановна едва не оглохла.
«Люгер» в её руке начал медленно подниматься.
Очень медленно, но неуклонно.
Людское море сдвинулось вокруг горстки министров, грозя вот-вот захлестнуть.
— Мы уступаем грубой силе, — с достоинством сказал Львов. —