Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что вы собираетесь делать, товарищ Михаил? — Ирина Ивановна спокойно достала из кобуры новый «люгер».
— Как что? Атаковать!
— Погодите. Дайте мне с ними поговорить. Как-никак, моя фамилия Шульц и по-немецки я говорю достаточно свободно.
— Нет! — всполошился комиссар, но Ирина Ивановна уже спрыгнула с подножки.
Солдаты за баррикадой дружно вскинули винтовки и пулемётный хобот свирепо уставился прямо в лоб переднему грузовику; однако, завидев одиноко идущую прямо к ним женщину, немцы, похоже, несколько успокоились.
Винтовки, правда, не опустились.
Комиссар Жадов глядел вслед тонкой фигурке и рука его, внезапно вспотевшая, яростно тискала рукоять маузера. Вспотевшая не от страха, нет — хаживал на японские штыки, и на турецкие пулемёты. А отчего же тогда? — он и сам не знал.
Товарищ Щульц остановилась у самой немецкой баррикады. Начала разговор.
— Guten Tag, meine Herren, ich muss mit dem Offizier sprechen.
Дальнейшего он уже не мог разобрать, потому что к Ирине Ивановне и впрямь протиснулся какой-то офицерик — узкий серебряный погончик на плечах. В разговоре товарищ Ирина небрежно обернулась, указывая рукой куда-то на крыши домов напротив; её собеседник, казалось, выглядел озабоченным.
Наконец Ирина Ивановна махнула Жадову — давай, мол, сюда.
Комиссар пошёл. Не сказать, что поджилки у него тряслись — был он из куда более прочного материала — но неприятно было, потому что немцы деловито взяли его на прицел. Офицер, однако, вместе с некоторыми другими, принялся озираться по сторонам, с известной нервностью оглядывая верхние этажи и крыши нависавших над Большой Морской домов.
— Das ist Kommissar Schadow. Rat der Arbeiterdeputierten[4].
Означенный Kommissar Schadow попытался неловко поклониться.
— Идёмте, — властно сказала Ирина Ивановна. — И возьмите с собой десятков ваших людей.
— Товарищ Ирина…
— Тсс, тихо! Я потом всё объясню. Десять человек без пулемётов они пропустят.
Комиссар счёл за лучшее не возражать.
Немцы смотрели на них настороженно, но и в самом деле пропустили.
Внутри, в огромном, очень длинном, вытянутом зале, у коммутаторов — высоченных панелей со шнурами и штекерами, вручную втыкавшимися «телефонными барышнями» в гнездо нужного номера, — на них разом уставились десятки глаз. Немцев здесь оказалось ещё меньше, офицер да трое солдат, маявшихся у конторки.
Ирина Ивановна широким шагом направилась прямо к ним.
— Herr Hauptmann, ich muss Sie benachrichtigen[5]…
И разразилась длиннейшей тирадой по-немецки, из которой Kommissar Schadow не понял ровным счётом ничего.
Немец, однако, выслушал Ирину Ивановну внимательно и даже благосклонно. Кивнул и с деланным равнодушием отвернулся — мол, умываю руки.
— Всё в порядке, — услыхал Жадоё её шёпот. — Сейчас пройдитесь мимо телефонисток, скажите им — только вполголоса, умоляю! — чтобы они отключили бы телефоны Таврического дворца. Все, какие только есть.
У комиссара глаза аж на лоб полезли.
— Как вы сумели, тов…
— Потом все расспросы, потом! — зло прошипела Ирина Ивановна. — Зачем нас контроль за телефонной станцией, если не отключены аппараты «временных»? А кроме как отключить их — что мы ещё можем сделать? В огромном городе и так стрельба, ад кромешный, много убитых и раненых, людям нужно оставить средства коммуникации! Те же больницы, госпиталя, аптеки!..
— Вы правы, вы совершенно правы, — только и нашёлся Жадов.
Сказано — сделано.
Телефонистки, испуганно косясь на «люгер» в руках госпожи (или товарища?) Шульц, поспешно выдергивали провода из гнезд.
— И позвоните вашим, в Петросовет, — властно распорядилась Ирина Ивановна. — Пусть проверят. И позвонят сюда. По номеру… голубушка, какой у вас служебный номер, да-да, вот этот? Записывайте, товарищ Михаил, да не мешкайте, ради мировой революции!
Глава I.3
Немцы сидели себе, и станция оставалась как бы в их руках; телефонистки работали, боязливо порой оглядываясь на решительного вида товарища Ирину. Комиссар Жадов наконец решил, что пора задавать вопросы:
— Что вы им сказали, Ирина Ивановна? Там, на улице?
— А, там-то? Ничего особенного. Снайперы на крышах, сказала. И ещё добавила, что им тут совершенно не за что головы класть — нам всего-то и надо, что внутрь зайти небольшим отрядом.
— И они повелись на это? — поразился Жадов.
— Как видите, — Ирина Ивановна пожала плечами. — Немцы, хоть и формалисты, а голова на плечах у них тоже имеется.
— В каком смысле?
— В то, что они понимают прекрасно — «временным» осталось совсем немного. Рабочая гвардия, солдатские запасные полки, народ, наконец — все против них. У Временного Собрания нет своих войск, вообще. Юнкера, какие имелись, по большей части прорвались из города вместе с… монархистами. Полиция разбежалась. Кто остался? — только немецкие части. А немцам проще договориться с Петросоветом, с реальной властью.
Жадов слушал m-mlle Щульц, словно соловья.
— Как вы правильно всё излагаете, товарищ Ирина! Но откуда вы всё это знаете?
— Элементарно, товарищ комиссар, — усмехнулась его собеседница. — Что требуется немцам? — вывести Россию из строя перед большой европейской войной, обеспечить себе спокойный тыл. Как это сделать? — да ещё и чтобы без настоящего вторжения, с миллионными армиями? Ясное дело, поддержать переворот. А уж кто там окажется во главе — «временное собрание» или наш Петросовет — немцы полагают, что неважно. Вот эти… монархисты, — она слегка запнулась на последнем слове, но комиссар ничего не заметил, — вырвались из города? Чем это грозит? — гражданской войной, самое меньшее. С точки зрения Берлина — прекрасно. Россия увязнет во внутренних смутах и сварах; ей будет уже не до большой Европы.
— Так вот почему они этой контре уйти дали! — злобно прошипел Жадов. — Тоже мне, «союзнички»… «Помогаем обрести свободу…»
— Да все уже мозоль на языке стерли, повторяя, что Германский Рейх помогает опрокинуть самодержавие в России, но у них-то Вильгельм как правил, так и правит, — заметила Ирина Ивановна. — Союзнички, именно что. И каждый «партнера» вокруг пальца обвести норовит. Наши «временные» наивно полагают, что рейхсхеер поможет им утвердиться, а потом тихонько уйдет, взамен истребовав какие-нибудь концессии для Круппа с Тиссеном; ну, или небольшие уступки в Прибалтике с Польшей. А они не уйдут, пока не удостоверятся, что в России пожар от Балтики до Амура.
— Так что же делать?
— То, что начали сегодня, — невозмутимо уронила Ирина Ивановна. — Брать власть. Немцев вежливо проводить. Может, и впрямь им концессии дать. Или Польшу. Пусть забирают — всё равно нам от поляков никакой прибыли, одни восстания. Да и то сказать… если я правильно понимаю, что говорят товарищи Старик и Лев, что пишет товарищ Благоев, то