он начинает предъявлять претензии другим людям – мол, у них все есть и они мешают ему наслаждаться счастьем в личных отношениях. А чувствуя себя хуже, он обижается на тех, кто, как ему кажется, обласкан судьбой. Ему трудно восхищаться, зато легко завидовать. Он постепенно становится малоприятным в общении и оказывается все более и более одиноким. Дружеское, щедрое отношение к другим людям не просто дарит счастье ближним, но и представляет собой неиссякаемый источник счастья для самого человека, так как все относятся к нему одобрительно. Но такое отношение едва ли возможно применительно к тому, кто одержим ощущением греховности. Оно подразумевает уравновешенность и уверенность в себе; оно требует того, что можно назвать умственной интеграцией, то есть гармоничного взаимодействия различных слоев человеческой природы, сознательного, подсознательного и бессознательного, а не постоянных конфликтов между ними. Добиться подобной гармонии возможно в большинстве случаев благодаря мудрому обучению, но последнее, к сожалению, далеко не всегда бывает мудрым. Здесь в дело вступает психоанализ, но я считаю, что в подавляющей массе случаев пациент способен сам справиться с работой – лишь предельные ситуации требуют внимания специалиста. Не надо говорить: «У меня нет времени на такие психологические штудии; моя жизнь изобилует делами, так что пусть бессознательное резвится и дальше». Ничто так не умаляет не только счастье, но и дееспособность, как раздвоение личности. Время, потраченное на обеспечение гармонии между различными частями личности, тратится отнюдь не впустую. Я не предлагаю выделять, скажем, час в день на самоанализ. Это, на мой взгляд, не лучший метод, ибо он усугубляет сосредоточенность на себе (часть болезни, подлежащей исцелению), а гармоничная личность ориентирована все-таки вовне. Я предлагаю собраться с мыслями, осознать, во что мы рационально верим, и отвергать любые иррациональные допущения, не позволяя им брать верх, безраздельно или хотя бы на миг. Конечно, придется спорить с собой, особенно когда прихлынут инфантильные побуждения, но такие споры при должной решительности надолго не затянутся. Следовательно, расходом времени можно пренебречь.

Многие люди склонны не ценить рациональность, и для них все сказанное мною до сих пор наверняка покажется неуместным и неважным. Принято считать, что рациональность, если дать ей свободу, убивает все более глубокие эмоции. По-моему, эта идея возникла из совершенно ошибочного представления о функционировании человеческого разума. Не дело разума порождать эмоции, зато отчасти его обязанность – выявлять те эмоции, которые могут оказаться преградами к обретению благополучия. Поиск способов минимизации ненависти и зависти, несомненно, относится к задачам рациональной психологии. Но будет ошибкой думать, что вследствие минимизации этих страстей мы одновременно ослабим те страсти, которые не противоречат разуму. Страстная любовь, родительская привязанность, дружба, доброжелательность, преданность науке или искусству – нигде нет ничего такого, против чего восстал бы разум. Рациональный человек, испытывая любую из этих эмоций или все разом, порадуется, что он их чувствует, и уж точно не станет их ослаблять – ведь все эти эмоции принадлежат счастливой жизни, той, где добываешь счастье себе и другим. В таких страстях нет ничего иррационального, а многие иррациональные люди, к слову, подвержены лишь банальнейшим страстям. Не нужно бояться, что в угоду рациональности мы сделаем свою жизнь скучной. Напротив, поскольку рациональность опирается прежде всего на внутреннюю гармонию, человек, ее достигнувший, свободнее в своем отношении к миру и в стремлении к внешним целям, нежели тот, кого постоянно раздирают внутренние конфликты. Нет ничего скучнее замкнутости на себе, нет ничего восхитительнее внимания и сил, устремленных вовне.

Наша традиционная мораль чрезмерно эгоистична, а понятие греха является составной частью этого неразумного сосредоточения внимания на себе. Для тех, кто никогда не поддавался субъективным настроениям под влиянием этой ошибочной морали, разум, может быть, и не нужен. Но тем, кто однажды заразился этой болезнью, разум необходим для исцеления. Возможно, кстати, что болезнь есть насущная стадия умственного развития. Я склонен думать, что человек, который с нею справился благодаря разуму, возвысится сильнее, чем тот, кому неведомы ни сама болезнь, ни исцеление от нее. Ненависть к разуму, распространенная в наше время, во многом проистекает из того обстоятельства, что действия разума еще не осмыслены сколько-нибудь фундаментально. Человек, «разделенный в себе»[51], ищет возбуждения и отвлечения; он ценит сильные страсти не по веским причинам, а из-за того, что они на мгновение выводят его вовне и избавляют от мучительной необходимости мыслить. Любая страсть для него сродни опьянению, а поскольку он не в состоянии постичь истинное счастье, всякое освобождение от боли видится ему исключительно как опьянение. Однако это симптом запущенной болезни. Там, где болезнь отсутствует, величайшее счастье приходит с наиболее полным осознанием своих способностей. Именно в мгновения, когда разум предельно активен и мало что забывается, доступно наиболее интенсивное ощущение радости. Это действительно один из краеугольных камней счастья. Если счастье требует опьянения, не важно чем, оно будет ложным и неудовлетворительным. Счастье, которое и вправду приносит удовлетворение, всегда идет рука об руку с полным использованием наших способностей – и полной реализацией мира, в котором мы живем.

Глава 8

Мания преследования

В своих экстремальных проявлениях мания преследования есть общепризнанная форма безумия. Некоторые воображают, будто их хотят убить или заключить в тюрьму (или нанести какую-то иную серьезную травму, физическую или душевную). Желание обезопасить себя от мнимого преследования очень часто порождает акты насилия, которые заставляют ограничивать свободу жертв этой мании. Подобно многим другим разновидностям безумия, эта мания представляет собой всего-навсего предельную форму присущей человечеству в целом склонности, которая отнюдь не редкость и среди людей вроде бы нормальных. Я не намерен обсуждать здесь предельные формы, поскольку это скорее область интереса психиатров. Но я собираюсь рассмотреть более мягкие формы, ибо они часто ведут к несчастью и, даже не приближаясь к порогу, отделяющему от очевидного безумия, вполне подвластны самому пациенту – при условии, конечно, что он сумеет правильно диагностировать свою болезнь и осознать, что проблема кроется в нем самом и никак не связана с чьими-то враждебными происками и недоброжелательством.

Каждому из вас, безусловно, знакомы люди – не важно, мужчины или женщины, – которые мнят себя жертвами чужой неблагодарности, зависти или предательства. Люди такого типа часто весьма убедительны в своих доводах и вызывают сочувствие у тех, кто знает их недостаточно близко. Как правило, в их жалобах нет ничего невероятного, если рассматривать их по отдельности. Любой время от времени сталкивается с дурным обращением, на которое жалуются такие люди. Однако в их случае подозрения вызывает слишком уж большое количество злодеев. Согласно доктрине