Мне согре… согретьсябы!

Мысли клубами путаютсяв клубки.

Крысы, крысы, кругомкрысы!

Они меня окружили!

Да они же меня сожрут!

Скора…. скорая! Какже это?! А!

Непослушные пальцы

набирают короткийномер.

В трубке звучитприветливый голос:

– Назовите адрес,

фамилию, возраст,что вас беспокоит?

– Адрес… адрес…

Не помню, не знаю! Яже у-ми-раю! —

спотыкается о словаЛенка.

На другом концепровода:

– Алло, алло, девушка,

я вас не понимаю! —

пытается разобратьсяв чем тут дело голос из трубки.

Короткие гудки

врезаются прямо вмозг.

– Ммм, я умираю,

а она про адрескакой-то!

Так, спокойно!

Спасение утопающих—

дело рук самихутопающих! —

говорит она самасебе.

Стоп-кадр: Питер,

над ее головой

раскинулась

«шевчуковская» белаяночь.

Кто-то «пилит» наскрипке,

кто-то блюет вподворотнях.

Не дожить, не допеть,

не дает этот городуснуть

И забыть те мечты,

чью помаду не стерна щеке

В эту белую ночь

твои люди, шаги, каквраги,

В обнаженную ночь

твоя медная речь –острый меч

В эту белую ночь,

да в темные времена

как ты там,

за чертой, где-то тамв тишине,

Заболел я душой,

что вернулась ко мне

эта белая ночь,

без одежд ждет ипросит любви

Эта голая ночь,

пропаду я в объятьяхее, не зови

в эту белую ночь,

да в темные времена[20 - Ю. Шевчук «Белая ночь»]

* * *

«За то, что она была

слишком чувствительна»,—

листаю я

страницы журналаискусств,

внимательнорассматривая

причуды ФрансискоГойя [21 - «Por qué fué sensible» из серии офортовхудожника Франсиско Гойя.].

Убейте меня за то,

что я был слишкомчувствителен!

Любой проходящий

может смело бросить

в меня камень иплюнуть в лицо!

Не испытывайте комне сочувствия,

питайте жалость!

Я бы сам себя изжил,

но самоубийство –это грех!

Я запутался в именах,

как в окончанияхслов.

Твой запах осталсяна моих руках.

Ты пахнешь «лилейнойводой» —

нежным розовымлотосом.

Кто ты мне?

Просто любовница?

Или все-таки любимая?

Кого из этих

двух барышень ялюблю?

Покладистую Еву

или страстную Лилит?

И Бог, видя одиночествоАдама,

сказал сам себе:

«Нужно создать дляАдама нежную подругу,

дабы человек вкушалотрады рая

не в одиночестве».

И поймал устремленноеввысь пламя

и из его зыбких,порхающих языков

сотворил первуюженщину – Лилит.

И, посмотрев на своесоздание,

восхищенно сказал:«Добра, ибо прекрасна».

И подозвал к себеАдама.

Вложил маленькуюруку Лилит

в ладонь прачеловека…

Но Лилит оказаласьсамовлюбленной

и строптивой.

* * *

И внял господьстенаниям Адама

и преисполнился кнему жалостью,

размышлял о том,

что невозможен союз

устремленного ввысьогня

со льнущей в землеперстью.

И погрузил он Адамав сон

и из ребра его

создал ему новуюподругу – Еву,

чтоб по происхождениюсвоему

была бы Адаму покорна,

могла бы любитьтолько его

и умела бы утешатьего.

И отверз очи своиАдам

и увидел рядом ссобою

новую подругу,

не столь совершенную

и огненно-прекрасную,

как Лилит,

но тоже прекрасную—

и прекраснуюпо-человечески,

наделенную душойчеловеческой.

И подошла Ева к Адаму,

и положила головуему на плечо,

и нежно ему улыбнулась,

устремляя преданныйвзор

в ответ на грустный,

мечтательный взорАдама [22 - Из произведения АветикаИсаакяна «Лилит»].

В минуту осекаюсь,

одну точно любил…

Если бы я знал,

что мы больше ни разуне свидимся,

я не выпустил бы твоюруку из своей!

Это ностальгия потой осени,

которая нам не быладана!

Она, как вино красноесухое

с легкой пасленовойгоречью,

сгустком бордовым

течет через горло.

В моем сердце,

как и в сердце Кая,

застряли осколкизеркала.

Закончен бал, погаслисвечи.

Дворник сметаетконфетти

и блёстки с паркетаасфальта.

Вчера лежал на прянойосенней листве,

у подножия таврическихтополей.

О чем я думал?

Да ни о чем!

В моей голове пустота.

Молчание мысли.

Когда стоишь нарубеже,

когда уже невозможно

ничего вернуть,

хочется довольностранных вещей: