Ночью мне не спалось. Промаявшись в кровати, я встала ивышла в сад покурить. Дома даже не стоит пробовать зажигать сигарету. В нашейсемье курю одна я, остальные ведут здоровый образ жизни, они любят жареноемясо, коньяк, взбитые сливки, пиво… Каждый раз, когда я пытаюсь затянуться,кто-нибудь из домочадцев влетает в мою спальню с воплем:

— Немедленно загаси сигарету, на весь дом воняет.

Интересно, отчего мне никогда не приходила в голову идеянацепить с внутренней стороны крючок?

В кустах раздавался шорох, из искусственного ручейка, воду вкотором гоняет моторчик, доносилось оглушительное кваканье. В свое время, когдамы делали на участке так называемый ландшафтный дизайн, я была против любойводы и попыталась объяснить детям свою позицию.

— В пруду непременно поселятся квакушки, и еще от негополетят комары.

Но мои слабые возражения были затоптаны. Правда, пруд рытьне стали, ограничились ручьем. Не прошло и месяца, как на его берегахпоселились все лягушки Ложкина. Ведут они себя нагло. Днем беззастенчивопрыгают по саду, ночью поют хором. У остальных ложкинцев по лужайкам носятсясобаки и зеленые, пучеглазые создания не рискуют соваться на территорию.

У нас вроде тоже имеются псы. Но ротвейлер Снап не замечаетземноводных. В качестве объекта еды он их не воспринимает, а все то, что нельзясъесть, Снапуна не волнует. Мопс Хуч слишком брезглив, чтобы нападать нанестерильных тварей. Впрочем, был в его жизни сезон охоты на полевых мышей, нооб этом эпизоде я уже рассказывала и повторяться не буду. Вот пуделиха судовольствием бы полакомилась лягушатиной, но Черри совсем старая, она плоховидит, еще хуже слышит, поэтому Кеша иногда просто покупает ей в супермаркетелягушачьи лапки, до которых наша старушонка большая охотница. Йоркшириха Жюли,как светские дамы девятнадцатого века, падает в обморок при виде любойопасности. По саду тоже ходит осторожно, на землю с дорожки не ступает, да и,честно говоря, лягушки-то покрупней этой, с позволения сказать, собаки будут.Скорей уж они на нее нападут, приняв за волосатого таракана.

Сев на скамеечку, я призадумалась. Итак, с чего начать? Соняне могла покончить жизнь самоубийством.

Знаете, почему я пришла к такому выводу? Во время нашегопоследнего разговора Адашева рассказала о своей вере в бога. Более того, онаоткровенно призналась, что лишь религиозные чувства удержали ее от сведениясчетов с жизнью в тот год, когда в авиакатастрофе погибла ее семья. Если уж тогдаСоня не убила себя, то почему сделала это сейчас? Из-за девочки в белом?Мучилась совестью, вспоминая убитого ею подростка? Но ведь Зелимхан объяснилдочери, что на дороге был манекен! А вдруг он все придумал, чтобы избавить дочьот мук совести? На самом деле Соня сбила ребенка, и вот теперь, спустя многолет, он решил отомстить, прикинулся живым…

Я раздавила окурок, поковыряла носком тапки землю, сунула вкрохотную ямку бычок, утрамбовала холмик и покачала головой. Ну и дурь пришламне в голову! Привидений не существует. Но девочка-то была!

Я сама видела ее сначала на выставке собак, а потом в саду уАдашевой. Розовая сумочка из клеенки лежит в моей спальне. И о чем этосвидетельствует? Соня не собиралась добровольно уходить на тот свет, кто-тометодично сводил ее с ума. Переоделся подростком, нацепил белое платье, венок иначал пугать Адашеву.

В конце концов потерявшая всякий разум Соня выпила яд. Этосамое настоящее убийство. И зачем уничтожать ее? Ответ прост: тогда на дорогебыл не манекен, а живая девочка. Очевидно, Зелимхан, человек богатый, далродителям погибшей большую сумму, вот они и молчали. Но сейчас решилиотомстить, причем не только Соне. Она ведь уже мертва, а девочка рылась в садуАдашевых. Следовательно, следующий объект мести — Катя.

Я просто обязана найти того, кто задумал черное дело, иначенад Катюшей будет висеть страшная опасность.

А сейчас нечего больше курить — пора спать. С гудящейголовой я пришла в спальню, залезла под одеяло и, тяжело вздыхая, попыталасьнайти в кровати уютное местечко. Повертевшись пару минут с боку на бок, ягорько пожалела о том, что мою постель теперь украшает замечательно ровныйматрас, настоящий праздник для позвоночника. Конечно, спине от него толькопольза, но заснуть на нем бывает просто невозможно.

Вот на старой продавленной софе, где я, будучималооплачиваемой преподавательницей, долгие годы спала, имелась очень уютнаявыемка. Если ко мне начинала подбираться бессонница, я забивалась в ямку имгновенно отбывала в страну Морфея. Теперь же, став богатой дамой, я начистолишена такой возможности и сейчас переползаю из угла в угол двухметрового«аэродрома», надеясь обнаружить на нем нечто похожее на ту замечательнуювпадину.

И тут в спальню ворвалась Маня и зашмыгала носом.

— Муся! Это полная катастрофа!

Я испугалась, быстро села и спросила:

— Что на этот раз?

Маруська обладает редким даром влипать во всякиенеприятности. Когда мы несколько лет тому назад поехали в Тунис, Манюня,выбежав в первый раз к бассейну, поскользнулась и сильно рассекла ногу, шрамвиден у нее на ступне до сих пор. В Италии она отравилась морепродуктами, наКипре ухитрилась подцепить непонятную инфекцию, мучившую ее весь отдых изагадочно исчезнувшую в Москве. В Лондоне девочка опрокинула на себя чашку сочень горячим какао, от сильного ожога Машку спасли джинсы. Но, поняв, что сней случилась очередная незадача, Маня никогда не расстраивается, относится кказусам философски. Но сейчас она плачет, нос распух, глаза красные.

— Что случилось? — принялась я расспрашивать девочку.

— Не знаю, — простонала Маруська, — мне плохо!

Кашель напал, насморк, чихаю все время.

— Ты заболела!

— Нет, только не это!

— Не стоит расстраиваться, — улыбнулась я, — посидишь тридня дома и выздоровеешь.

— Муся, — заломила руки Маня, — ты забыла, да?

У Сашки Хейфец завтра день рождения! Я же не могу не пойти!

С этими словами Машка принялась отчаянно чихать, кашлять итереть слезящиеся глаза. Я тяжело вздохнула. У Маши одна самая лучшая подруга —Саша Хейфец и один лучший друг — Кирилл Когтев. Познакомились они в детскомсаду и с тех пор не расстаются.

День рождения Сашки для Мани важнее собственного, поэтомуприготовления к празднику шли давно, и вот теперь такая незадача!

— Пойдем, уложу тебя в кровать, — велела я.