Она принялась медленно ходить вдоль прилавков, вздыхать,одергивать застиранный ситцевый халат и чесать голову. Затем вытащила изкармана потертый кошелек и стала перебирать монетки.

— Шла бы ты домой, — не вытерпела Зина, — булки после шестипривезут.

— Ага.

— Ступай.

— Уж и постоять нельзя. Да вы болтайте себе, — разрешилаТаня, — я не слушаю совсем.

Зина подмигнула мне и сказала:

— Тушенку покупать не стану. Ишь, заломила по сорок рублевза банку. Сама за такие деньги жри!

Я тут же включилась в игру.

— Ну ты жадная! На складе по тридцать девять беру!

Мне заработать тоже надо!

Таня помаялась еще несколько секунд, а потом выскочила задверь.

— Во дрянь! — воскликнула Зина. — Прямо чует, когда о важномтолкуют! Мигом прибежит и уши греет!

А ты сообразительная! Другая и закудахтать могла:

«Какая тушенка?!»

— Ты тоже не промах, — похвалила я собеседницу.

Зина расплылась в довольной улыбке.

— Ага, и дети мои так считают! У других сволочи повырастали,хоть и при отцах. А я своих одна в зубах тянула, выучила, в город отправила,теперь людьми стали. Один врач, другая учительница. Приезжают с подарками,отдыхают и говорят: «Кабы не ты, мамка, капец нам. Все умеешь, все можешь,чистое золото».

Таньку набок скосорыливает, когда такое слышит, мы соседи.Только у ней сын алкоголик горький. Так что у тебя за дело?

Я вздохнула:

— Много лет назад в Грызове должна была исчезнутьдевочка-подросток. Причем внезапно. Вечером гуляла, а утром испарилась.Родители шума не поднимали. Вполне вероятно, что они пьяницы или многодетныебедняки. Спустя некоторое время эти люди должны были сделать какое-топриобретение, большое, ценное… Понимаете, Зиночка, я на самом деле частныйдетектив, и мне поручено расследовать убийство той девочки.

— Чистая Санта-Барбара, — воскликнула Зина, — во, блин! Щаподумаю. У Роговцевых ребенок помер, от дифтерита, они его похоронили.

— Нет, не годится.

— У Аньки Соломатиной сын в Москву учиться уехал, она всемхвасталась, как он там устроился, башли косой режет. Потом менты явились, ивыяснилась правда: в тюряге Ленька.

— Опять не то.

— Так многие уезжали, — растерянно сказала Зинаида, — бегутотсюдова. Ленка Переверзева парикмахер в столице, здеся только ночует, АлкаШнырева шмутярой на рынке торгует, Пашка Венкин женился на москвичке…

— Не о них речь! Подросток пропал бесследно и внезапно!

Зина покусала нижнюю губу, потом стукнула кулаком поприлавку.

— Во! Таньку видела? Ну ту, что сейчас здесь крутилась,подслушать, о чем балакаем, хотела?

— Конечно.

— У ней сестра есть, старшая, Фимка.

— Как?

— Серафима. Только наши ее Фимкой кликали.

Танька замуж вышла за Мишку-пьяницу и мыкалась с ним, покамужик под электричку не попал. А Фимка детей так нарожала! С ней лишь ленивыйне спал. Никому не отказывала! Сколько ребят настрогала, не помню, то ливосемь, то ли девять, я в них путалась. Отцы разные, а малыши одинаковые:беленькие, глазастенькие, живчики такие. И, что интересно, все мальчишки, кромепервой. Та девка, Анжелика…

Я внимательно слушала Зину. Увы, рассказанная ею история неказалась мне необычной. Сколько живет в российских деревнях баб, бездумнопроизводящих на свет потомство? Какое количество оборванных, грязных ребятишекс замиранием сердца ждет лета, когда на огороде наконец полезут из землиморковка, кабачки, картошка… Стайки голодных детей ночью шуруют по чужимогородам, своего-то нет, вот и пытаются своровать немного еды.

Анжелика была именно из таких. До октября девочка бегалабосиком, а потом влезала в валенки. На фоне далеко не богатых грызовцев еемать, Фимка, казалась абсолютной нищетой. Зимой в избе не топили, не было дров.Анжелика шастала в ближайший лес за хворостом, но какой толк от прутьев? Вмигсгорев, они не давали никакого тепла, и хлипкий дом снова покрывался изнутриинеем.

Фимка же не обращала внимания на стужу. Ей, вечно пьяной,мороз был по барабану и даже в некоторой степени радовал. Очереднойпроизведенный на свет младенец, как правило, в январе-феврале благополучноумирал от стужи, и мать облегченно вздыхала: одной обузой становилось меньше.

Зина жалела Лику. Иногда зазывала девочку к себе и кормилагорячим супом, а порой отдавала ей старые вещи своей дочери. Однажды летом Зинапозвала Анжелику. Девочка мигом принеслась на зов и спросила:

— Воды вам натаскать? Мухой обернусь.

Благодарная Лика старалась услужить доброй соседке. Зинапогладила девочку по растрепанным белокурым волосам.

— Сама управлюсь. Смотри, чего я нашла, разбирала на чердакесундук и наткнулась, померяй, должно подойти!

— Какая красота! — в полном восторге зашептала Лика. — Вамне жалко? Ведь продать можно!

Зина пожала плечами.

— Платье-то не новое, дочке на выпускной вечер шили, белоесовсем, маркое. Она его надела, пятно поставила и запихнула в сундук. Носи наздоровье, чего зря-то пропадает.

— Ой, спасибочки, — затряслась Лика, — мне плевать на пятно!

Схватив обновку в охапку, девочка кинулась к себе домой.Зина, качая головой, смотрела ей вслед. Вот несчастное дитя! Угораздило егородиться у Фимки!

Спустя час Анжелика постучала в окно. Зина выглянула наружу.

— Ну как? — спросила девочка.

Продавщица улыбнулась. Лика натянула платье.

Оно оказалось ей чуть широковато в талии и боках, новпечатления вещи с чужого плеча не производило. На голове у девочки был венокиз полевых цветов.

— Здорово! — одобрила Зина.

— Пойду в Ивановку, — радостно сообщила Лика, — там танцы,мне надеть нечего было, а теперь вот платье новое, ребята смеяться не будут, ато они меня оборванкой зовут!

— Ивановка? Она ж далеко! Двадцать километров, — удивиласьЗина.