– Когда? – Павлик облизнул пересохшие губы.

– В ночь убийства, когда он забежал к тебе в гараж переднаркопритоном.

– Семьсот рублей, – не задумываясь, выпалил Павлик.

– Так, отлично, – кивнул Арсеньев и отправил в рот кусокбифштекса, – пять баллов тебе. Теперь вспоминай подробно, как он к тебеприбежал, о чем вы говорили.

Павлик вдруг залился краской и вспотел.

– Я ничего не знал.., мне в голову не могло прийти, что онзастрелил Кулька.

– Погоди, не суетись, – Арсеньев глотнул сока, – ты ведь ужеобнаружил, что на антресолях пистолета нет. Ты его спросил об этом?

– Нет. То есть понимаете, так получилось, я отошел наминуту, за гараж, по малой нужде, а когда вернулся, Вася был уже там,совершенно невменяемый. Он стал умолять, чтобы я дал ему денег, срочно, иначеон просто сдохнет сию минуту. Я видел, его правда сильно ломало. – – Дал денеги ни о чем не спросил? – уточнил Арсеньев.

– У меня просто сил не было с ним разговаривать. Я решил,что он вмажется, вернется домой, отоспится, и потом уж мы поговорим.

– Ты сам очень устал, верно? – сочувственно заметилАрсеньев. – Ты только вернулся из рейса, толком не отоспался, у тебя в гаражестояла машина, ты должен был привести ее в порядок и утром отогнать клиенту.

– Ага, точно, – кивнул Павлик и жалобно шмыгнул носом.

– Когда появился Вася, ты уже закончил возиться с машиной?

– Да, осталось только салон пропылесосить.

– А багажник?

– Что багажник?

– Он был открыт, не помнишь?

– Да.., вроде бы… – Павлик растерянно заморгал, – вот,точно, я как раз его вычистил и пошел за гараж, отлить.

– Не закрыл ни гараж, ни багажник?

– Нет, так приспичило, знаете, я бегом, ну что за три минутыможет случиться…

– За три минуты случился твой брат Василий, – задумчивопротянул Арсеньев. – Сейчас постарайся вспомнить как можно подробней. Багажникбыл все еще открыт?

– Ну да, вроде бы. Я потом его закрыл, уже при Васе. Я чутьголову ему не прищемил. Понимаете, он стоял на коленях, держался за машину, яиспугался, что его сейчас прямо туда, в багажник, вырвет.

– Значит, ты дал брату денег, пропылесосил салон иотправился домой.

– Ага. А потом вы приехали. Я, честно, ничего не знал,клянусь, я даже представить не мог такое, просто дал ему денег. Насчет этогопистолета у меня в голове как будто заклинило. Мне было так страшно, что я немог о нем думать, вроде забыл, и все, понимаете?

– Понимаю. В багажник ты больше не заглядывал?

– Нет. Там было все чисто. Лежала запаска. Утром я отогналмашину клиенту.

– Теперь постарайся сосредоточиться. Два самых главныхвопроса. Ответишь – и до свидания. Что за машина? Как звали клиента?

Павлик быстро закивал, выражая полную безоговорочнуюготовность, и отчеканил:

– “Фольксваген-гольф”, девяносто седьмого года, цветамокрого асфальта.

– Кто заказчик? – спросил Арсеньев и затаил дыхание.

Павлик принялся рыться в своей сумке, достал маленькуюзаписную книжку, долго листал ее, наконец прочитал вслух:

– Кравцова Виктория Павловна.

* * *

Из здания Госдумы Маша отправилась на Беговую, в партийныйпресс-центр.

Она нарочно не стала звонить, предупреждать о своемпоявлении. Ей хотелось сначала покрутиться, оглядеться, послушать разговоры, повозможности сохраняя инкогнито. Деньги концерна “Парадиз” проходили именночерез партийный пресс-центр.

Но никакого инкогнито не получилось. Охрана пресс-центра наБеговой оказалась серьезней, чем в Думе. Машу обыскали самым наглым образом,вытряхнули все содержимое сумки, долго изучали американский паспорт,водительские права, удостоверение сотрудника концерна “Парадиз”, потом куда-тозвонили по внутреннему телефону, зачитывали все, что написано в паспорте иудостоверении. Произношение у толстомордого охранника было ужасающим, ноанглийский язык он знал, мерзавец, и неплохо знал.

Поговорив, он даже не счел нужным сообщить Маше, кто изруководства ее примет. По длинному коридору, устланному пушистым вишневымковром, Машу провели в роскошную приемную. Стены были обиты розовым шелком иукрашены настоящими старинными гобеленами ручной работы, вся мебельантикварная, отлично отреставрированная. Пухлые кожаные диваны и кресла, тожерозовые, под цвет стен. Мертвая черная пасть камина, отделанная розовыммрамором с золотыми завитушками, прикрытая витой бронзовой решеткой, рядомнабор каминных инструментов – щипцы, лопатка, кочерга, все бронзовое, тяжелое,дорогое. Тоже, вероятно, антиквариат или очень качественная стилизация. Вцентре комнаты гигантский письменный стол на львиных лапах. На столе, вхрустальной вазе, чертова дюжина крупных свежих чайных роз на длиннющихстеблях. За столом рыжеволосая секретарша с лицом “Минервы” Боттичелли.

Охранник молча кивнул Маше на кресло и удалился. Минерваудостоила Машу долгим надменным взглядом и продолжала разговаривать потелефону.

– Нет, ну ты представляешь, блин, прям так и сказала, я вообщечуть не отпала. Хоть убей, не врубаюсь, как ей удалось просочиться на этутусовку? Главное дело, палантин нацепила в такую жару, и вперед. Нет, не норка,соболь. Между прочим, соболь совершенно офигительный, тысяч десять баксов, неменьше. Знаешь, легкий, невесомый, с серебряной искоркой. Я на нее посмотрела –ну ни кожи, ни рожи. Можешь мне объяснить, на фига такой дуре такой отпадныйпалантин? Она ж его носить не умеет, главное дело, обмотала вокруг пояса и всемобъясняет, что поясницу застудила. Нет, ну ты представляешь, блин? Да, ещетуфли у нее были из “Боско Чилледжи”. Точно “Чилледжи”, я что, слепая? У ИнкиКобзевой точно такие, только голубые. Да ты чего, заболела? Она в них в“Короне” была, ты еще сказала, что она со своими жирными ногами на таких тонкихвысоких шпильках напоминает свинину на вертеле, – Минерва захихикала,развернулась в кресле, вытянула вперед свою ногу, идеально прямую и длинную,обутую в золотую “лодочку” без каблука, покрутила ступней, оглядела ее и убраланазад. Казалось, она забыла, что в приемной присутствует посторонний человек.

Можно было расслабиться и еще раз подумать, как следует себявести с господином Хавченко, руководителем партийного пресс-центра.

Макмерфи сказал: “Он очень противный тип, но ты должна с нимподружиться. Как бы груб и туп он ни был, у тебя есть реальный шанс. Один изпервых ваших диссидентов Александр Герцен заметил, что для русского человеказнакомство с иностранцем вроде повышения по службе. Ты иностранка, американка,за тобой Концерн, то есть огромные деньги и престиж. Можешь поиграть на еготщеславии и жадности, намекнуть на твои личные теплые отношения с самимХоганом, в общем, ври, как считаешь нужным, главное, заинтересуй его и войди вдоверие. Только кажется, что уголовники такие страшные, хитрые, циничные. Вэтих людях есть определенная доля сентиментальности, даже романтики, у них своипонятия о чести и честности, весьма своеобразные понятия, но это лучше, чемникакие. Я уверен, Кравцову и Бриттена убили не они”.