Он удалялся от меня почти строевым шагом. В нем не было никакой жеманности или женственности, но я был не столь наивен, чтобы не знать: это не главные проявления гомосексуальности. Я сунул в карман визитку и вошел в магазин.

— Где вы, озорник, пропадали? — спросил меня мистер Ромильи.

— Извините, что опоздал, — сказал я. — Я… у меня в автобусе случилась небольшая неприятность. У коробки вывалилось дно, и все черепашки оказались на полу. Ехавший со мной полковник помог мне их снова собрать, но на это ушло время. Извините, мистер Ромильи.

— Ничего страшного. День прошел тихо. Очень тихо. Я подготовил аквариум, так что вы можете их туда выпустить.

Что я и сделал. Понаблюдав за тем, как черепашки плавают в воде, я вынул визитку, на которой было написано: «Полковник Анструтер, Белл-Мьюз 47, Южный Кенсингтон» и ниже телефон. Я призадумался.

— Мистер Ромильи, вы, случайно, не знаете такого? Полковник Анструтер, — сказал я.

— Анструтер… Анструтер… — Лицо мистера Ромильи сделалось озабоченным. — Как будто нет. Постойте… Где он живет?

— Белл-Мьюз.

— Точно! Это он! — радостно воскликнул мистер Ромильи. — Да, да, да. Он, точно. Настоящий солдат. И замечательный человек. Это он вам помог собрать черепашек?

— Да.

— Его почерк. Всегда помогает человеку в беде. Сейчас таких уже нет. Нет сейчас таких.

— Так он… э… человек известный и уважаемый? — спросил я.

— О да. В этом районе все знают и любят старого полковника.

Какое-то время поразмышляв, я решил, что, пожалуй, приму приглашение полковника. В худшем случае закричу «на помощь». Хотя меня предупредили, что звонить необязательно, через несколько дней я набрал его номер.

— Полковник Анструтер?

— Да, да. Кто это? Кто это?

— Это… меня зовут Даррелл. Мы познакомились в автобусе недавно. Вы мне помогли отловить черепашек.

— Ах да. Да. И как поживают малыши?

— Хорошо, — ответил я. — С ними все в порядке. Я решил… воспользоваться вашим любезным приглашением, если вы не возражаете?

— Ну конечно, дружище. Конечно! Я буду рад! Я буду рад! Какое время вы предпочитаете?

— А когда вам удобно?

— Приходите около шести тридцати. На ужин.

— Большое спасибо, — говорю. — Я приду.

Белл-Мьюз оказалась мощеным тупиком, по четыре дома слева и справа. Меня сразу ждала загадка. Оказывается, полковнику принадлежали все четыре дома в цепочке, и он умудрился превратить их в один; вот он, блестящий ум военного: на каждой двери красовалась табличка 47. После некоторой растерянности я постучал в ближайшую дверь. В ожидании я раздумывал над этой глупостью: зачем нужно было вешать одинаковую табличку на четыре дома, отстоящие друг от друга на сотню футов, и куда делись остальные таблички? Вероятно, пригодились в таких же окрестных тупичках. Еще я подумал о незавидной участи лондонского почтальона.

Тут дверь под номером 47 распахнулась, на пороге стоял полковник. Я замер. На нем был бутылочного цвета бархатный смокинг с муаровыми шелковыми лацканами, и он помахивал разделочным ножом впечатляющего размера. Кажется, мой приход был несколько опрометчивым.

— Даррелл? — вопросил он, вставляя в глаз монокль. — Какая пунктуальность!

— Я не сразу сообразил, — начал я оправдываться.

— Ага! Вас сбил с толку номер сорок семь? Не вы первый. Имею же я право на частную жизнь? Входите же! Входите!

Я вошел бочком, и он закрыл за мной дверь.

— Рад вас видеть, — сказал он. — Идите за мной.

Он шел впереди бойким шагом, держа перед собой разделочный нож, словно ведя в атаку кавалерийский взвод. Я успел заметить стоячую вешалку красного дерева и эстампы на стене, и вот мы уже в просторной гостиной, меблированной просто, но со вкусом, всюду книги, на стенах цветные репродукции военного обмундирования. Он провел меня в большую кухню.

— Извините за спешку, — сказал он, запыхавшись. — У меня в духовке печется пирог, и я не хочу, чтобы он сгорел.

Он открыл духовку и заглянул внутрь.

— Нет, все нормально. Хорошо… очень хорошо.

Он разогнулся и посмотрел на меня:

— Вы любите пирог с мясом и почками?

— Д-да. Очень.

— Отлично, — сказал он. — Вот-вот будет готов. А пока садитесь и что-нибудь выпейте.

Мы вернулись в гостиную.

— Садитесь, садитесь. Что желаете? Шерри? Виски? Джин?

— А… вина у вас нет? — спросил я.

— Вина? Конечно, конечно.

Он достал из буфета бутылку, вынул пробку и налил мне полный бокал рубиново-красного вина, сухого и терпкого. Минут десять мы поговорили, в основном о водяных черепахах, а потом полковник взглянул на часы:

— Должен быть готов, должен быть готов. Поедим в кухне, не возражаете? Чтобы не ходить туда-сюда.

— Нисколько не возражаю, — сказал я.

Мы перешли в кухню, полковник накрыл на стол, сделал картофельное пюре, сверху вывалил большой кусок пирога с мясом и почками и поставил передо мной тарелку.

— Выпейте еще вина, — предложил он.

Пирог был отменным. Я поинтересовался, сам ли он все это приготовил.

— Да, — сказал он. — Пришлось научиться, когда умерла моя жена. Ничего сложного, если разобраться. Чего только нельзя сделать с помощью щепотки пряностей и прочих хитростей. А вы готовите?

— В каком-то смысле, — сказал я. — Моя мать кое-чему меня научила, но серьезно я этим не занимался. Хотя мне нравится.

— И мне. И мне тоже. Освобождает голову.

Когда мы разделались с пирогом, он достал из холодильника мороженое, и с ним мы тоже расправились.

— А-а-а. — Полковник откинулся на спинку стула и погладил себя по животу. — Хорошо. Хорошо. Я ем один раз в день, зато сытно. Как насчет стаканчика портвейна? У меня припасена бутылочка.

Мы выпили по два стаканчика, и полковник закурил манильскую сигару. Покончив с портвейном и с сигарой, он получше закрепил в глазу монокль и посмотрел на меня:

— Как насчет того, чтобы подняться наверх и сыграть в игру?

— В какую… игру? — осторожно спросил я, чувствуя, что если речь идет об этой игре, то сейчас полковник начнет меня охмурять.

— Кто сильнее. Битва умов. Модели. Вы же это любите?

— Ну… да.

— Тогда вперед. Вперед!

Мы вернулись в прихожую, поднялись по лестнице, прошли через небольшую комнатку, своего рода мастерскую. У стены скамейка, на полках банки с краской, паяльники и более загадочные инструменты. Очевидно, полковник в свободное время был мастером на все руки. Он распахнул дверь, и передо мной открылось удивительное зрелище. Уходящая, с паркетным полом комната метров тридцать в длину. Как выяснилось, он соединил верхние этажи всех четырех принадлежащих ему домов. Но меня поразили даже не столько размеры, сколько интерьер. В противоположных концах были сооружены большие крепости из папье-маше около полутора метров в высоту и двух в