– Исаия… – Антуан снизошел до того, чтобы посмотреть наменя. – Сходи к повару, погляди на курочку…

От очередного визита на кухню меня избавило появлениеповаренка. Отваренная с имбирем, а потом зажаренная с медовой подливкой курицазолотилась на блюде, окруженная ломтиками репки и горкой картошки.

Антуан заерзал в кресле. Я воспользовался паузой, чтобыотойти в сторонку и присесть за общий стол среди пассажиров второго класса. Нашдилижанс остановился на ночь на постоялом дворе – то ли дорога здесь, вблизи отбандитского края, Швейцарии, слыла небезопасной, то ли просто кучера утомились.

– Гляжу, жид, он тебя весь вечер тиранит, – с сочувствиемсказал усатый плотный мужик, методично надирающийся пивом. – На… глотни.

Он подвинул ко мне уже заказанную, но еще нетронутую кружку.Секунду я размышлял, стоит ли обижаться на «жида», и решил, что не стоит.Во-первых, настоящий иудей стерпел бы, а во-вторых, обижать меня не собирались– судя по акценту, сердобольный любитель пива был откуда-то из Богемии, тамиудеев называют жидами, не вкладывая в слово ничего обидного.

– Спасибо, добрый человек, – сказал я, принимая кружку.

Пиво было крепким, темным, подогретым по случаю холоднойпогоды. За маленькими оконцами в полутьме уже кружили первые снежинки.

– Неужто отец? – спросил богемец с интересом.

– Папочка, – с должной почтительностью ответил я. – Онприхворнул в дороге, вот и… немножко нервничает.

Против удивления, богемец не стал насмехаться:

– Родителей надо уважать, это верно. Все такими будем… неприведи Сестра. Как тебя там… Исаия?

– Да, уважаемый.

– Пивичко. – Он протянул мне крепкую руку. На ладони нехватало двух пальцев, и он тут же разъяснил: – Сапером я был. В преторианскихчастях служил Державе. Как-то потерял…

– Вражьей миной?

– Нет… по дурости. – Пивичко поморщился. – Пошутить решили,заложили заряд под дом с гулящими девками. Небольшой… чтоб тряхнуло. Нашкомандир там как раз развлекался и по этому случаю нас всех взашей выгнал.

– И взрывом пальцы оторвало? – продолжал я расспрос.

– Если б взрывом… – Пивичко поморщился. – Мечом отсек. Обделалсяон с перепугу, в самый интересный момент. Так что отыгрался на нас.

Впрочем, мрачность недолго пребывала на его лице:

– Ничего. Говорят, он до сих пор с женщинами дела иметь неможет. Как заберется с кем-то в кровать – так и пачкает исподнее!

Громко захохотав, Пивичко сдвинул со мной тяжелую глинянуюкружку.

– Давай, жид. Восславим… ты в Сестру-то веруешь?

– Как можно! – Я тряхнул пейсами. – У нас своя вера,любезнейший!

– Значит, правильный иудей, – довольно произнес Пивичко. – Ятак сразу и подумал. Я, брат, правильных жидов сразу вижу! Ну так давай Державувосславим. Прозит!

Мы чокнулись кружками.

– Исаия! – тревожно позвал Антуан, восседая за своимперсональным столом. – Мальчик мой, ты пьешь пиво? Откуда ты взял это пиво?

– Я его угостил, уважаемый, – ответил Пивичко, стирая пену сусов. – Вроде как обычаи ваши дозволяют?

– Ему еще рано пить пиво! – упорствовал Антуан.

– Да ему своих детей пора к пиву приучать! – возразилПивичко.

– А кто платит за пиво? – подозрительно спросил Антуан,обгладывая крылышко.

– Я. – Пивичко подмигнул мне.

– Ну… тогда пей, пей, Исаия. Только дай мне попробовать, неслишком ли крепкое пиво!

Захохотав, Пивичко подозвал подавальщицу и потребовал ещепива. Для нас и для «старого жида в углу зала».

Да, актер из Антуана вышел великолепный. Он переигрывал,конечно. Такие иудеи разве что в анекдотах бывают. Но для дешевого трактира ипростой публики как раз такая игра и требовалась.

– Куда едете-то? – полюбопытствовал Пивичко.

– В Аквиникум.

Бывший сапер скривился.

– Ох… Не люблю мадьяр.

– Чего так?

– Я, брат, их насквозь вижу. До чего же противный народ!Жулик на жулике! И вечно на своем лопочут, ни одного слова человеческого нет.Будто им романского мало, выдумали себе язык, покарай их Искупитель!

Тут я в чем-то с ним был согласен. Конечно, на каком языкемеж собой говорить – это дело личное, но такого языка, как у мадьяр, во всейДержаве не найти. Только у диких киргизов в руссийских степях наречие похоже.

– А разве у них пиво? – продолжал кипятиться Пивичко. – Нет,ты скажи, разве пиво умеют они варить?

– Зато вино… ничего.

– Вот именно, что «ничего». Разве с моравским или галлийскимсравнить?

Я кивнул, решив не спорить. Не удержался только отзамечания:

– Говорят, бани у них хороши, даже в Риме таких нет…

– Бани! – Пивичко смачно сплюнул на пол. – Дерьмом в ихбанях несет! Яйцами тухлыми! Вода эта… серная. И ходят мужики среди мужиков вфартуках! В фартуках, в бане, ты подумай! Будто сраму стыдятся!

Он воинственно оглядел зал, будто надеялся найти здесьмадьяра, причем голого, в фартуке, и воняющего тухлыми яйцами.

– Нет, ты скажи, зачем мужику от мужика в бане под фартукомпрятаться? Сразу видно – дело нечисто! Что вы там делать собрались?

– Перцем торговать.

– Перец они любят, – согласился Пивичко. – Их бы этим перцемнакормить до отвала… Только они ж сами перец растят да от османов завозят!

– У нас из самой Вест-Индии перец, – объяснил я. – Такойжгучий, какого у османов не бывает.

– Тогда с выгодой съездите, – согласился Пивичко. – Вот зачто я вас, жидов, не люблю, но уважаю – всегда с выгодой обернетесь! Давай!

Через четверть часа мы взяли еще по кружке – теперь ужлитровой, чтобы зря не гонять милую подавальщицу. От насытившегося Антуана мнеперепала половина курицы, которую я честно поделил с бывшим сапером. Как онрассказал, нынче ему принадлежала небольшая пивоварня на Боиште, а возвращалсяон из самого Парижа, куда договорился поставлять по двадцать бочек пиваежемесячно.

– Прибыль пока небольшая, – растолковывал Пивичко. – Новерная. И это начало только! Ты смотри, если тебя совсем отец затиранит,приезжай ко мне, я тебя управляющим поставлю. Я же вижу, ты мужик хваткий,даром на посылках бегаешь. И в пиве толк понимаешь. Так что подумай!