– Она точно там, я спрашивала у мамы Сьюзен. Если не будут осторожны, люди подумают, что они – как та парочка из газетного киоска.

– А мне они нравятся, – твердо возразила Нелли. – Кто говорит, что они чем-то не тем заняты?

– Миссис Фергюсон, что живет через дорогу, видела, как они покупают новую кровать. Двуспальную.

– Ну и что это доказывает? У нас с Бертом была двуспальная кровать, а мы ничего в ней не делали.

Дорин ответила, что это все прекрасно, но две женщины – другое дело.

«Почему другое?» – спросила я себя в ящике для угля.

– Ну ваша Джейн может поступить в университет и уехать, она ведь умная.

– Фрэнк такого не допустит, он хочет внуков. А вот если я прямо сейчас не начну пошевеливаться, то для него не будет обеда, и он опять пойдет в паб за запеканкой и горошком. Не хочу давать ему повод.

Она с трудом поднялась на ноги, а Нелли взялась развешивать и пришпиливать прищепками белье. Когда стало безопасно выходить, я выбралась из ящика для угля, совершенно сбитая с толку и перемазанная сажей.

Хорошо, что мне суждено стать миссионеркой. На некоторое время я отложила проблему мужчин и сосредоточилась на чтении Библии. Рано или поздно я влюблюсь, как все остальные, там видно будет.

А потом, несколько лет спустя – совершенно по ошибке – так и произошло.

Мама сказала, что нам нужно сходить в центр города.

– Я не хочу.

– Надевай плащ.

– Я не пойду, там дождь.

– Знаю, и я не собираюсь мокнуть одна.

Она швырнула мне дождевик и повернулась к зеркалу поправить на голове платок. Я пинком выгнала собаку из коробки и попыталась пристегнуть к ее ошейнику поводок. Мама это заметила.

– Оставь шавку, на нее наступят.

– Но…

– Оставь, тебе говорят!

И она схватила одной рукой сумку для покупок, а другой – меня и потащила на автобус и всю дорогу жаловалась на мою неблагодарность. Когда мы сели в автобус, то увидели Мэй с Идой. Идой звали одну из владелиц того запретного газетного киоска, и, помимо всего прочего, она играла за местную команду в кегли.

– Смотрите-ка, Луи с деткой! – воскликнула Мэй.

– Какая там детка, – возразила Ида. – Ей уже четырнадцать стукнуло. Хочешь кокосовый макарун? – Она ткнула в мою сторону смятым пакетиком.

– Спасибо, – сказала мама и взяла один.

– Вы в центр? – спросила Мэй.

Мама кивнула.

– Помяни мое слово, там и фруктов-то путных нет, только всякая дорогущая дрянь из Испании.

– Мы за фаршем, – сказала мама, складывая руки на сумочке.

– Ну, так я тебе говорю, ничего там нет, – повторила Мэй. – И еще кое-что скажу. – Она подалась вперед, навалившись на спинку сиденья и придавив к нему тяжелой грудью мои волосы.

– Мэй! – охнула я.

– Тетя Мэй! – рявкнула мама.

– Давай встретимся в «Трикеттс» в три, выпьем молочного «Хорликса».

И она довольно откинулась на спинку сиденья, высвободив мой скальп.

– Смотри, Луи, детка линяет! – Мэй ткнула пальцем в спину мамы и помахала прядками моих волос, приставших к ее пальто.

– В ее возрасте бывает, – встряла Ида. – Пустяки.

Автобус выехал на Бульвар (мама всегда его так называла – из-за воспоминаний о Париже). Мэй и Ида сошли у торговца требухой, но мама решила ехать до газетного киоска, где выяснилось, что для нее забыли оставить последний номер «Ленты надежды». А я была настолько глупа, что спросила, нельзя ли мне новый дождевик.

– Этот дождевик отца твоего переживет, – последовал ответ.

Потом мы пошли на рынок. Фарш всегда доставался маме дешево, потому что мясник когда-то за ней ухлестывал. Она говорила, что он дьявол, но фарш все равно брала. Пока мясник его заворачивал, я зацепилась дождевиком за крюк для мяса и оторвала рукав.

– Мама! – взвыла я, размахивая рукавом.

– Пфуй! – выдохнула она и, достав рулон клейкой ленты, принялась обматывать мне руку. В этот момент мы увидели миссис Клифтон, которая давала уроки пения и покупки делала в «Маркс-энд-Спенсер».

– У Дженет что-то с рукой? – осведомилась она.

– Просто рукав, – ответила мама, как можно выше держа голову.

– Но, кажется, ей нужен новый дождевик, вы так не думаете?

Мама переложила из руки в руку сумку с покупками.

– Нет, не нужен, – вмешалась я. – Мне правда этот нравится.

Она посмотрела на меня с отвращением.

– Ну, по-моему…

– Мы как раз сегодня идем за новым, – твердо сказала мама. – До свидания.

Она подтолкнула меня к выходу, оставив миссис Клифтон у свиного желудка.

– Ты просто позорище, – зашипела мама, едва мы отошли подальше. – Что сказал бы твой дедушка?

– Он же умер.

– Не в том суть.

– Она гусыня надутая, и она мне не нравится.

– Помолчи, у нее прекрасный дом.

Не успела я снова запротестовать, она затолкала меня в магазинчик, где торговали всякой всячиной и подержанными вещами.

– У них дождевиков нет, – сказала я, с облегчением оглядываясь по сторонам.

– А вот и есть! – победно ответила мама.

Она копалась за грудой картонных коробок, на которых стоял штамп «ОСТАТКИ», – как тавро на овцах.

– Померь вот этот.

Я послушалась.

Он был чудовищно огромным.

– Смотри, к нему капор прилагается.

Она ткнула бесформенным куском пластика туда, где, как ей казалось, будет моя рука.

– Его какой стороной надевать? – Я чувствовала себя в ловушке.

– Да какой угодно – от дождя убережет.

Я вспомнила один фильм – он назывался «Человек в железной маске».

– Великоват, – рискнула я.

– На вырост будет.

– Но, мама…

– Мы берем.

Дождевик был ярко-розовый.

Молча мы пошли в рыбную лавку.

Я ненавидела маму.

Я смотрела на креветок.

Они тоже были сплошь розовые.

Рядом со мной стояла женщина с бело-розовым кексом в руках. И глазурь на нем была розовая, и кремовые розочки тоже.

Я думала, меня стошнит.

А потом кого-то действительно стошнило. Маленького мальчика. Его мать его ударила.

«Поделом ему», – злобно подумала я.