—  А мы все так надеялись, что ты передумаешь, — покачал онголовой.

—   Вот и напрасно. Незачем растрачивать надежду попустякам. Человек уходит, фирма остается. Незаменимых людей нет, — холодноотчеканила Джина.

—  Зря ты так, — укорил ее сын босса. — Я-то был убежден,что мы — одна большая дружная семья.

—   Прости, не хотела разочаровывать. Но чемоданы ужеуложены, и билет куплен.

— Отца хватит удар.

— Не придумывай! Дэйв поднимет тост за мой отъезд ипродолжит заниматься своим делом, — авторитетно заявила ассистентка. — У негоостается Сьюзен, которая полностью готова к тому, чтобы меня заменить. Темболее что и по экстерьеру она намного выгоднее смотрится, нежели я. Блондинка,молоденькая, прехорошенькая — одно слово, девочка с обложки... О чем еще можномечтать?

— Тогда удар хватит меня, — пошутил Гарри.

Джина вздохнула и отрывисто проговорила:

—  Никого не хватит удар, по крайней мере сейчас и по такомупустяшному поводу.

—  Ничего себе пустячный повод! — эмоционально воскликнулГарри. — Уходит целая эпоха.

—  Это ты про меня? Ну, спасибо тебе, удружил, — изобразилаобиду Джина. — Тебе-то что, ты всего год, как в фирме.

—  Я знаю, как отец к тебе привязан. После инфаркта он сталособенно чувствителен, — надавил на жалость сын босса.

Джина широко улыбнулась и произнесла:

-  Гарри, не рассказывай мне про Дэйва. Я работаю с ним ужеодиннадцать лет.

Откинув свои рыжие волосы, за которые ее в детстве дразнили«морковной макушкой», она вернулась к разбору бумажных завалов.

Инстинкт самосохранения не позволял Джине всерьез относитьсяк словам и поступкам Гарри. Он был баловнем судьбы: богатым, красивым,успешным. За ним тянулся шлейф разбитых женских сердец. В своих отношениях сженщинами он не был оригинален. Заполучал их для утех, а натешившись, оставлял.И никто на него даже не мог за это как следует разозлиться, потому что Гаррибыл настоящим душкой, обаятельнейшим негодником. В Британию он вернулся годназад, когда у отца случился инфаркт, и тотчас вошел в курс дела, отличнопроявив себя, пока отец шел на поправку. Однако репутации своей Гарри осталсяверен, вплоть до того, что не гнушался заводить офисные романы. Тем более чтоему это не стоило никакого труда. Девушки сами старались привлечь к себе еговнимание.

Джина не боялась стать его очередным трофеем. Не это еетревожило.

Она обоснованно считала себя взрослой и разумной женщиной,способной противостоять ухаживаниям ветреников вроде Гарри Бридона, посколькусвое обаяние он распространял на всех без исключения особ женского пола.Вероятно, в этом молодой человек видел цель своего пребывания на земле.

В случае с Джиной все обстояло как нельзя серьезно. Онавлюбилась и сама не могла понять, как это случилось. Против всякой логики,вопреки здравому смыслу она влюбилась в человека, органически не способногооценить такую любовь по достоинству. Вот это-то прискорбное положение дел иследовало считать единственной причиной не только ее увольнения, но и переезда.

Джина была уверена, что никому в офисе и в голову не придет,какова эта причина.

Свое увольнение она обосновывала рядом рациональных мотивов.Поэтому и не встретила препятствий со стороны Дэйва Бридона, который относилсяк ней почти как к дочери и желал только добра. Наоборот, он щедро снабдил еерекомендательными письмами.

Что же касалось понимания со стороны всех прочих — это Джинуне интересовало. Важнее было вернуть покой в собственную душу. А это быловозможно только при условии, что ей не придется регулярно сталкиваться сочаровашкой Гарри, который нет-нет да и пошлет ей одну из своих козырных улыбокиз арсенала действенных средств обольщения, постарается рассмешить, сконфузитьили разыграть.

Гарри озабоченно покачал головой.

— Нет, Джина, все-таки я не думаю, что в Лондоне тебепонравится, — сочувственно предрек он. — Ты ведь лондонский университетоканчивала, да? Я точно помню, ты однажды обмолвилась, что очень скучала в тупору по дому.

—   Одно другому не противоречит, Гарри. Можно отличноустроиться в Лондоне, но при этом активно скучать по дому и родным. В этом естьдаже особая прелесть. Когда живешь с родными бок о бок изо дня в день, сложнооценить, насколько они для тебя дороги, — философски рассудила девушка.

— Ладно, я сдаюсь! — объявил он, приподняв в капитулянтскомжесте обе руки. — В конце концов, это твоя жизнь, тебе и решать. Я же, со своейстороны, искренне надеялся, что ты раздумаешь уходить... Ты наша, йоркширская.Зачем тебе Лондон?

—  И это спрашивает человек, который повидал весь свет, —поддела его Джина.

— Но я вернулся, и теперь отсюда ни ногой! — клятвеннопроизнес молодой человек.

—  Ой ли! — с сомнением отозвалась она.

— Представь только, как тебе будет одиноко в большомпромозглом городе, когда здесь кругом милые дружелюбные улыбчивые лица! —патетически заявил Гарри.

—  Ты свои улыбки расточаешь, как залежалый товар. Какой мнес них прок? — насмешливо осведомилась Джина. — А в Лондоне живут сейчас многиеиз моего университетского круга. Это пойдет только на пользу моей карьере. Ижилье меня уже дожидается, очень выгодный вариант на пару с моей давнейприятельницей.

—  То есть мое отношение ты в грош не ставишь? — притворнообиделся Гарри и трогательно свел бровки домиком.

— А какое у тебя ко мне отношение? — всерьез спросила егоДжина.

— Нежное, — не задумываясь, ответил он.

—  У тебя ко всем нежное отношение, — раздраженно бросилаона.

—  Не виноват я, что у меня такое большое и любящее сердце,- насмешливо ответил на ее упрек сын босса и сдержанно добавил, вставая: — Незабудь оставить адрес.

—  Это еще зачем?

—  Я часто бываю в столице. Хотел бы встретиться,посмотреть, как поживает моя бывшая коллега.

—  Хорошо, — согласилась Джина, посчитав его объяснениеразумным.

—  Быть может, ты со своей приятельницей даже согласишьсяприютить меня на ночку-другую на диванчике в гостиной, — игриво предположил он.

—  На это не рассчитывай, — отрезала она.

—   Отвечаешь только за себя или за свою приятельницу тоже?

—  Гарри, — строго проговорила Джина.

—  Ладно, молчу, — сказал Гарри и удалился, оставив девушкунаедине с обострившимися терзаниями.

Джина обожала этого всеобщего любимчика. Она испытывала кнему столько любви и нежности, столько сочувствия и, что уж скрывать, влечения,что с трудом воздерживалась от откровенного проявления этих чувств.