Леша сгреб ее в охапку и закружил по комнате.

– Аська, ты будешь на этом сборище самая красивая! Всемужики поумирают от зависти ко мне.

Стоя под горячим душем и втирая шампунь в длинные светлыеволосы, Настя Каменская думала о том, что приносимая ею жертва была не такой ужбольшой, если вспомнить, сколько хорошего сделал ей Чистяков за годы, которыеони провели вместе. Леша ухаживал за ней, когда она болела, приносил тяжеленныесумки с продуктами, кормил ее вкусными ужинами, безропотно сносил еекатегорическое нежелание официально оформить их отношения, терпеливо пережидалприступы ее плохого настроения. Неужели за все это он не заслужил права хотя быраз появиться на банкете со своей подругой, о которой много лет слышат все егоколлеги, но которую никогда не видели?! Над ним уже стали частенькоподшучивать: «Что это ты прячешь от общественности свою милицейскую барышню?Может, она у тебя хромая или горбатая?» Конечно, это было бы эффектно: молодойдоктор наук, профессор, блестящий математик, лауреат международных премийпоявляется на банкете под ручку с ослепительной блондинкой! При этой мыслиНастя хмыкнула, потом не выдержала и расхохоталась. Она – невзрачная сераямышка с блеклым, невыразительным лицом, и только Лешка со своей трогательнойбеззаветной любовью может представлять ее красавицей. Хотя, если не лениться исделать грамотный макияж, она может стать очень хорошенькой, даже красивой, ауж фигурой ее бог и без того не обидел, так что в черном шестисотдолларовомплатье…

– Ася, – послышался из-за двери Лешин голос, –тебе Гордеев звонит. Будешь разговаривать, или сказать, что ты перезвонишьпозже?

Виктор Алексеевич Гордеев был Настиным начальником, и егозвонок в субботу ничего хорошего не предвещал. У нее мелькнула трусливая мысль,что она срочно нужна на работе и это поможет ей в очередной раз отвертеться отненавистного мероприятия, каковым ей представлялся не только предстоящийбанкет, но и вообще любые многолюдные собрания и компании.

– Тащи телефон сюда, – крикнула она.

Леша приоткрыл дверь, впустив в наполненную паром ваннуюструю холодного воздуха, и протянул ей аппарат.

– Настасья, я, кажется, опять испорчу тебе выходные, –раздался в трубке голос Гордеева. – Ты уже слышала про совместное решениеколлегий МВД и Генеральной прокуратуры о плохой работе по раскрытию убийств?

– Конечно. Я его даже читала.

Она примостилась поудобнее, чтобы подставить ноющую поясницупрямо под горячую воду.

– Так вот, срочно велено готовить аналитическую справку понераскрытым убийствам за последние пять лет. Задание понятно?

– Уж куда понятнее, – вздохнула она. – А сроки?

– Как говорится, срок – вчера. Сколько тебе нужно времени?

– Ну, – Настя замялась, – если ничем другим незаниматься, то неделя.

– Ишь ты, – фыркнул Гордеев, – так я тебе ипозволил целую неделю ничем другим не заниматься. Значит, так. Справку будешьготовить столько, сколько нужно, но чтобы это был товар, которым можногордиться. А перед руководством я сам отдуваться буду, если начнут торопить.Только ты излишне-то не затягивай, договорились?

– Спасибо, Виктор Алексеевич. Я буду стараться.

Закутавшись в теплый халат и обмотав мокрые волосыполотенцем, Настя вышла из ванной и тут же увидела стоящего в коридоре Лешу свстревоженным лицом и грустными глазами.

– Опять? – безнадежно спросил он.

Она молча кивнула, внутренне разрываясь между жалостью кнему и отчаянным нежеланием ехать на банкет. Жалость в конце концов победила.

– Предлагаю компромиссное решение, – сказалаона. – Мы едем на банкет, на обратном пути заезжаем к тебе домой, забираемтвой компьютер и временно ставим его здесь. На пару недель, не больше. Если уменя будет компьютер, я сделаю справку намного быстрее, а без него мне придетсясадиться за работу прямо сейчас.

– Но как же я без компьютера?.. – растерялся Леша.

– Выбирай: или две недели без компьютера, или сегодня безменя на банкете.

– А я могу эти две недели пожить здесь и работать накомпьютере днем, пока тебя нет?

– Конечно, солнышко мое. Заодно будешь ходить в магазин иготовить мне еду.

– Аська, ты корыстна до неприличия. Совершенно непонятно,почему я до сих пор тебя не разлюбил.

– А это потому, что ты ленивый. Влюбиться можно в однусекунду, легко и просто, а вот перестать любить – это адский труд. Почемунеразделенная любовь превращается в трагедию? Потому что этот труд далеко некаждому под силу.

Она устроилась на кухне, включила фен и принялась сушитьволосы.

– Представь, какие это муки – сознавать, что твоя любовькому-то мешает, делает кого-то несчастным, и вот ты начинаешь вырывать ее изсебя с кровью и мясом и от этого с каждым днем любишь все сильнее и чувствуешь,что сходишь с ума…

Голос ее зазвенел, скулы порозовели, глаза из бледно-серыхстали голубыми. Настя поняла, что чрезмерно увлеклась. Вспомнила собственнуюдавно забытую боль и заговорила о ней вслух, да еще при Леше. «Дряньбессердечная», – мысленно обругала она себя. Но было уже поздно. Леша тожевспомнил, и ему было, наверное, еще больнее.

– Я сварю кофе, – произнес он деланно безразличнымголосом и полез в шкаф за кофемолкой.

Настя с преувеличенной тщательностью сушила волосы, Лешастоль же старательно, соблюдая все процедурные тонкости, колдовал над кофе.Разговаривать не хотелось, все и так было ясно.

– Как ты думаешь, какие серьги лучше надеть к твоемуплатью? – осторожно спросила Настя, когда кофе был выпит, волосы высушеныи пора было наконец хоть что-нибудь произнести, чтобы окончательно не увязнутьв неловкой ситуации.

– Решай сама, – сдержанно ответил Леша, избегаявстречаться с ней взглядом.

«Так и есть, он расстроился, – подумала Настя. –Природа обделила меня деликатностью, уж это точно. Надо же так неловко себявести! Сначала не захотела надевать платье, теперь еще разговор этот дурацкий…И как раз в тот день, когда удачно завершился организованный им международныйсимпозиум, в который он вложил столько сил и нервов. Его во всеуслышаниепризнали родоначальником новой научной школы, которую сегодня представляют егомногочисленные ученики, присудили ему очередную невероятно престижную премию,присвоили звание академика какой-то академии… Господи, я даже не помню, что этоза академия. Я веду себя совершенно непозволительно. Надо во что бы то ни сталоисправлять положение».

На исправление положения ушел почти час, поэтому одеваться иприводить себя в порядок Насте пришлось с рекордной скоростью. Уже в прихожей,взяв сумочку и кинув в зеркало последний взыскательный взгляд, онаспохватилась:

– А глаза-то!